Глюки форума - это, конечно, не страшно, но отыгрыш лежит у меня в вордовском виде и что-то мне это совсем не нравится. Отыгрыш должен лежать в интернете. Кроме того, я так никогда пост не напишу...
Но не будем о грустном!
Лорел Этьен - Лукреция Борджиа
Mizar_&_Alcor - Чезаре (Ченцио) Борджиа и просто (тот самый!) Чезаре Борджиа
Отыгрыш в коментариях
Но не будем о грустном!
Лорел Этьен - Лукреция Борджиа
Mizar_&_Alcor - Чезаре (Ченцио) Борджиа и просто (тот самый!) Чезаре Борджиа
Отыгрыш в коментариях
«Я никогда не была в Сиднее» - сказала она и именно туда Этьен – а называла своего новоявленного «брата» Лучи именно так - туда он ее и отвез. И был ласков, даже нежен, предупредителен и скор в претворении своих планов в жизнь. Как именно ему это удалось, Лукреция не знала, но при приезде в столицу Австралии для них уже был приготовлен особняк. Впрочем, процесс его приобретения, Лучи интересовал мало. Ее вообще мало что интересовало – включая Этьена.
Любящий брат не давал скучать, насильно вырывая из плена меланхолии и праздного безделья. Ну, конечно, знаменитый оперный театр. Аквариум. Мост через Сиднейскую бухту. Этьен даже увез Лукрецию за город, в известный заповедник, где она категорически отказалась фотографироваться с коалой. Как после, через несколько дней, взглянуть на что-нибудь еще, кроме морских волн.
Этьену подобное поведение надоело через две недели и тогда они впервые поругались. За все то время, что прошло с их отъезда из Милана, Лучи впервые получала такое феерическое удовольствие от жизни. Высказать все – все, все, все, все, ВСЕ, что накопилось в скованном ядовитой злобой сердце. И потом, опустошив душу, добавить, что она вовсе не ненавидит Этьена. Что он ей даже нравится. Вот только… не стоило ему пытаться вернуть себе имя Борджиа. Нехорошее имя, темное. И несет оно одни беды – прежде всего тому, кто его носит.
Она не думала о Ченцио – просто запретила себе думать. Пока это было бессмысленно и только ранило лишний раз. Нет, конечно же, Лукреция не ждала, что он тогда остановит и скажет, скажет, наконец, что она нужна ему. Все таки странные женщины существа – расстраиваются не пойми от чего… Не бывает слова «никогда», как не бывает слова «навсегда» - они противны человеческой природе. Не бывает ничего вечного и Этьен – всего лишь человек. Подождать нужно немного. Чуть-чуть. И…
Все это Лучи повторяла себе на все лады, не осмеливаясь заглянуть туда, за это загадочное «и». Оставалось отвлекаться мыслями о перстне Борджиа и его новой хозяйке. Впрочем, эти мысли были еще более беспокойными – девушке казалось, что добровольно отдав перстень она лишилась чего то очень важного. Того, что хранило ее столь долгое время от бед и напастей и сейчас может случится что угодно. Вообще – что угодно.
«Что угодно» случилось через месяц, после окончательного переезда в Сидней. Наверное, не стоило так злится на безобидную реплику Этьена, по поводу Чезаре, но брат – несмотря ни на что брат – Лукреции был запретной темой и любое прикосновение к ней грозило взрывом. И Этьен об этом прекрасно знал, но предпочел забыть. Не стоило, нет, не стоило, выводить машину из гаража в такой ливень, грозящий перейти в разряд шторма. И скорость такую развивать тоже не стоило.
Она еще была в сознании, когда приехала скорая и последнее, что запомнила девушка, падая с дурманящий омут беспамятства – людей в белых халатах и холодными руками, которыми те укладывали хрупкое изломанное, и словно не ее вовсе, тело в машину.
А потом был солнечный свет, бьющий к глаза и плывущая от летнего зноя картина убитого быка и стоящего над ним человека. Лучи сжала ладонями нагретый солнцем камень парапета и подумала, что картина может плыть и не от зноя вовсе.
- Госпожа!.. Госпожа Лукреция!.. Вам плохо?.. Что с Вами, госпожа Лукреция?..
Голоса кружились, то приближаясь, то удаляясь, искажаясь так, что смысл ускользал, сколько его не лови. Люди в странных костюмах приближались, Лукреция невольно дернулась, падая куда то вниз и благословенно теряя сознание.
Но оставить все как «есть» он не собирался. И если раньше детективы жировали, шпионя за Лукрецией, когда та жила в штатах, то сейчас они носились по всему миру, выискивая следы девушки и ее таинственного похитителя. Безуспешно.
Когда же человек отчаивается в обычных средствах и методах, он невольно обращает свой взгляд на то, к чему раньше относился со скепсисом.
Бартоломео Коста, ничем внешне не примечательный мужчина средних лет был экстрасенсом. Но не просто экстрасенсом, а сотрудником римской полиции, к которому детективы обращались в самых запутанных случаях. И вот, Чезаре, предварительно созвонившись и назначив встречу, сидел в ресторане напротив этого человека, и чуть склонив голову, старался составить его психологический портрет.
- И что же вас толкнуло к этой встрече? – после десерта, Бартоломео первым завел разговор о деле.
- Я надеялся, вы мне скажете, - усмехнулся блондин, заметив только сейчас на среднем пальце руки собеседника старинный перстень, никак не вязавшийся с обликом полноватого лысеющего коротышки с масляными глазками.
- Могу и сказать, - пожал плечами Коста, - вы хотите, чтобы я сказал вам местонахождение одной девушки, он выразительно помолчал с полминуты, вытерев салфеткой губы, потом откинулся на спинку стула и осторожно улыбнулся, - сестры, хотя вы ищете вовсе не сестру, а любимую.
На безупречном лице итальянца не дрогнул ни один мускул.
- И вы можете это узнать?
- Могу, - точно так же спокойно кивнул мужчина.
- Сколько вы хотите за эту услугу?
На этот раз мужчина молчал много дольше, словно прислушивался к чему-то внутри себя. Минуты текли одна за другой, и Ченцио не выдержал.
- К чему эти игры, синьор? Либо…
Движением ладони, словно ставящей барьер, Бартоломео приказал взвившемуся мужчине замолчать, и еще через пару минут, устало и сочувственно посмотрел на Ченцио.
- Это бессмысленно. Девушка в коме, - он выдернул из подставки одну из салфеток, и написал адрес, после добавив еще и имя, - вот держите. Можете проверять.
Ченцио удивленно взглянул на адрес, и недовречиво уточнил:
- Австралия?
- Да, именно туда синьор Ле Сансе ее увез.
На миг Борджиа похолодел. Он не говорил имен, и Бартоломео не мог знать всей этой истории.
- Что я вам должен?
- Ничего, но, - толстяк поднялся, и снова, словно прислушался к кому-то, или чему-то, - но если вы захотите найти эту девушку, там где она сейчас, вернее ее душа, - позвоните мне снова.
Он позвонил. Когда вернулся из Сиднея. И приехал в скромную квартиру «экстрасенса» . Легко не верить в духов и магию, пока перед тобой не материализуется из воздуха приятный смуглолицый человек в восточном халате, шальварах и тюрбане, и рассказывает, глядя в глаза такие вещи, которых никто кроме Чезаре и знать не мог. Притом предубеждение психиатра насчет гипноза, или галлюцинаций развеялось несколькими предсказаниями о результатах спортивных матчей, встречах, даже диалогов и подарков.
Нет, Шарлатан не смог бы рассказать все в деталях. Да и насчет Лукреции, все сказанное им подтвердилось.
- Я не понимаю, какой вам прок с того, что я пойду на ритуал, пусть даже и пойду, но еще и в диком средневековье, притом даже не в то время, куда, как вы говорите «вернулась» Лучи, - он устало потер виски, уже в который раз стараясь понять хитросплетение доводов Бартоломео и духа, который назвался как Аконит.
- Видишь ли, - Аконит усмехнулся, - я фактически свободен, но Бартоломео не хочет лишаться того, что ему даю я. Ты займешь мое место. Но если даже ты станешь служителем кольца сейчас, хоть какой-то прок с тебя будет не скоро. Вот я и придумал – перенести тебя к мастеру, который был одним из великих мастеров, отливающих такие кольца. Жил он в 11 веке, в Константинополе. К тому времени, когда в прошлом оказалась твоя ненаглядная, ты как раз окрепнешь достаточно, чтобы быть с ней. При должном уме и небольшой сноровке, можно направить путь кольца так, что оно окажется у Лукреции, или , если не у нее, то у одного из ее братьев.
- Но что я смогу?
- Быть с ней, любить ее, прожить рядом, сколько отмерено ей лет, а это, - на смуглом лице Аконита возникла странная усмешка, - не мало.
- И потом, - Ченцио вдруг представил столетия глухой боли после новой утраты.
- Потом я найду тебя.
- И ты знаешь уже, соглашусь ли я? – блондин вдруг испугался.
Но Аконит, словно ждал этого вопроса, и лишь безмолвно кивнул, жестом балаганного фокусника разворачивая ладонь, на которой лежал перстень, почти такой же, как носил Коста.
И вдруг крик со стороны балкона «Госпожа Лукреция!» прорезал напряженный гул, царивший на арене. Чезаре обернулся, чтобы увидеть как взвился подол лазоревого платья сестры, как рванули слуги к упавшей девушке. Эта заминка едва не стоила ему жизни. Лошадь испуганно заржала, получив рогом в шею, и шарахнулась, так, что всадник едва не вылетел из седла. Но тут же удар пики, нацеленной вовсе не в холку а в грудную клетку зверя, положил конец битве, пронзив сердце быка. Могучий зверь покачнулся, и осел, сначала на колени, словно признавая победу, соскочившего с раненой лошади человека. Слуги арены уже бежали к быку, но самому Чезаре было уже не до поверженного быка, он бросился в сторону столпившихся вокруг сестры, причитающих служанок, грубо оттолкнул какую-то девку, и подхватил девушку, голова которой был приподнята дурой-служанкой, а подол платья безжалостно затоптан башмаками дпругих.
Грудь девушки вздымалась, но все же пока ее не осмотрит врач, и не подтвердит, что золотоволосое сокровище семьи Борджиа вне опасности, Чезаре не смог бы успокоиться. И Меньше всего его сейчас волновало, что поступком своим он только подливает масло в пламя пересудов об их кровосмесительной связи с Лукрецией.
Сознание вернулось слепящим светом, тянущей болью во всем теле, чувством легкой тошноты и теплыми руками, которые ее куда-то несли. Девушка сделала несколько неуверенных взмахов ресницами, пытаясь прогнать разноцветные круги, пляшущие перед глазами и огляделась. Знойное итальянское солнце она не спутала бы ни с каким другим, но…
- …стоило остаться дома, как и советовал отец… - донеслось до слуха Лучи, когда она более или менее пришла в себя, подняв глаза на мужчину, у кого на руках она оказалась.
«Отец?.. Какой отец? Чей отец?..»
- Этьен?.. – собственный голос показался Лукреции чужим. К тому же, она тут же поняла, что ошиблась. Мужчина в странных одеждах был смутно похож, но не являлся ее дорогим «братом» Франческо. Волосы длиннее, черты лица – резче, взгляд – острее и жестче. – Кто Вы?..
Лучи попробовала покрутить головой, на что та протестующе отозвалась волной боли, заставившей девушку застонать.
- Где я?.. Что происходит?..
Мысли и отрывочные образы не желали складываться в четкую картину. Ссора с Этьеном. Дождь. Дорога. Красный свет светофора. Люди в белых халатах… Вывод напрашивался закономерный.
- Я умерла?..
- Что еще за Этьен? – осведомился Чезаре, поднимаясь с сестрой на руках в повозку, - я твой брат, Чезаре!
От мысли, что его золотовлосое сокровище бредило, пусть даже от зноя, кем то другим вызывали ярость, но слишком слаба была сейчас Лукреция, чтобы трясти ее, выпытывая, кто же этот несчастный, чьи дни можно считать сочтенным, после того, как Чезаре узнает фамилию и где живет этот безумец, посмевший взирать на солнце Борджиа.
- Нет, хвала мадонне, ты жива, Лукреция, - и мы едем сейчас домой, - Чезаре бережно опустил девушку на скамью, подложив под спину подушечку, и устроив голову девушки на своем плече, а после, кивнул кучеру , дескать, трогай, - Я пошлю за доктором, которому доверяет наш отец, чтобы он осмотрел тебя, и успокоил мои опасения.
Опасения состояли еще и в том, что до свадьбы золотокудрой красавице необходимо было дожить и пребывать в полном сиянии своей красоты.
Их окружал пропитанный вонью сотен человеческих тел душный прогретый воздух, и душа Чезаре желала сейчас грозы, сильного ливня на несколько дней, чтобы можно было отложить под предлогом непогоды все несрочные дела, и провести время в утехах и пирушках, в компании льстетоц и лизоблюдов, именуемых сейчас друзьями.
- У Вас отвратительные шутки! – имя брата совало в Лукреции невидимый предохранитель и, несмотря на недомогание, на растерянность и полное непонимание происходящего, в ней удушающей волной поднялся гнев. – Вы не мой брат, я Вас вообще в первый раз вижу!
Она сказала – и тут же засомневалась. Нет, не в родственных узах, конечно. Было в лице этого странного человека что-то столь знакомое, что все существо Лукреции буквально кричало – это он, он, он! Он - кто?.. Он был молод, статен, даже своеобразно красив… похож на Этьена, да, очень похож… И не только на него.
Запоздало пришла мысль, что, наверное, не стоило так кричать на совершенно незнакомого человека, от которого неизвестно было чего ждать. Незнакомец говорил… странно архаично. И был странно архаично одет. И все вокруг… тоже. Дома, дороги, люди. Все было так, как не могло быть в мире, к которому Лучи привыкла.
Голова болела от духоты и слабости, Лукреция почти сползла по скамейке, не в силах справится с головокружением. К горлу подкатил отвратительный ком.
«Сотрясение мозга?.. Разве бывают при сотрясении мозга такие галлюцинации?..»
- Я сплю, - проговорили губы девушки, которая находилась на границе беспамятства. Слои одежды давили на грудь, не давая вздохнуть. – Я попала в аварию и теперь брежу… Ради всего святого, мне плохо, мне нечем дышать, сделайте, что-нибудь…
Кажется, ее куда то несли. Более или менее Лукреция пришла в себя, когда верхнее, очень тяжелое платье, с нее сняли. Стало легче. Лучи медленно открыла глаза, фокусируя взгляд на темно-красном потолке… нет, на балдахине. Она лежала на кровати с балдахином, а совсем рядом кто-то, судя по голосу, недавний брюнет, переговаривался с какой то женщиной. Девушка приподнялась на локте и огляделась. Видимая с кровати обстановка комнаты ей ровным счетом ничего не говорила, кроме того, что больше всего она похожа на декорации к историческому фильму.
- Так где я все-таки, черт возьми?.. – тихо, скорее для себя, чем для кого то другого, пробормотала Лукреция.
Вдаваться в дальнейшие расспросы он не стал, лишь ругнулся на кучера, торопя того, будто ехали они медленно. Не позволил он слугам дотронуться до девушки и сам, на руках внес ее во дворец, и пронес в опочивальню, на ходу велев позвать врача.
- Сейчас придет доктор, - повторил в очередной раз, держа сестру за руку, и с тревогой вглядываясь в бледное лицо Лукреции, на лбу которой выступили не то бисеринки пота, не то болезненная испарина.
Заглянувший в спальню моложавый мужчина, был встречен недобрым взглядом. Хотя Чезаре сразу же взял себя в руки и поднявшись с кровати, на которой сидел подле сестры, направился к двери, с явным намерением не позволить излишне любопытному гостю пройти дальше порога. Ссорится с родственником Миланского герцога, гостившим в доме по приглашению самого Чезаре, было бы глупо. Да и известный ценитель юношей нежного возраста, мужчина этот точно не мечтал оказаться в постели роковой красавицы.
- Служанки распричитались, что донне Лукреции не здоровится, - масляно улыбнулся вошедший, - пока приведут вашего лекаря, может позволишь моему личному врачу осмотреть ее?, - лукавая улыбка стала провокационной, - поверь, мой доктор творит чудеса.
- Так уж и чудеса. Мертвых воскрешает, и возвращает старикам утраченную молодость?
- Ну-ну, не стоит обвинять лекаря в такой богопротивной ереси. Но вот если твоя сестра беременна, он скажет это, только проверив пульс…
«Беременна?» это не приходило Чезаре в голову, хотя…
- Ладно, - кивнул он, - зови своего лекаря, и тут же с сомнением попытался вспомнить, а видел ли в свите гостя хоть одного врача. И ведь не видел. И пришедшего с посланным до апартаментов гостя слугой, лекаря трудно было бы не запомнить. Светлое, какое-то нездешнее лицо, в обрамлении платиновых волос было слишком правильным. Зубы, приоткрывшиеся, когда лекарь с поклоном представился, слишком белыми и ровными.
Заметив ревнивый взгляд мужчины, брошенный вослед лекарю, рекомендовавший его дворянин, расхохотался, и хлопнув друга по плечу, заговорщически сообщил:
- Не волнуйся, Винченцо есть с кем коротать ночи.
И принял чашу с ядом, хотя после узнал, что иные маги при изготовлении колец предпочитали выпускать жертвам кровь. Но это было после. Византийские маги изготавливали кольца в больших количествах, и занимались обучением молодых духов не для себя, а для своих потомков – внуков и то и правнуков. Не зря Аконит выбрал именно этот город и этого мага.
А потом потянулись-полетели годы набирания силы, опыта и знаний. И порой Ченцио, тешась новым могуществом, ловил себя на испуганной мысли, а не забыл ли свою маленькую Лучи, не остыло ли чувство к ней. И вот сейчас, увидев до боли знакомое лицо понял: не остыло. Вот только… не зря ли он в один момент отказался от всего в своем времени и бездумно доверился темнокожему духу с именем ядовитого цветка.
Служанка принесла стул, и доктор, присев подле больной, осторожно взял в ладонь тонкую нежную, руку, нащупывая пульс. Хотя мог бы с одного взгляда сказать, что девушка здорова.
- Лучи… - тихо позвал он, с тревогой вглядываясь в нездешние, мутные глаза Лукреции, - посмотри на меня… Если узнаешь, только кивни, кивни и ни слова больше…
Привлекать внимание ревнивого брата легендарной красавицы дух не хотел. Для начала нужно было лишь удостовериться, что она, его Лучи, действительно здесь, как объяснял такое явление Аконит – если цепочка перерождений связана кровью рода, то при некоторых обстоятельствах, душа, испуганной птахой уносится прочь в то прошлое или будущее, которое ей предопределено, и тогда живущие вспоминают о своих прошлых жизнях, или бредят пугая близких рассказами о якобы иной жизни, в далеком будущем мире.
Негромкий голос, прозвучавший совсем рядом, заставил все тело встрепенуться. Звучание этого голоса, она узнала бы из тысячи и ошибиться не могла, нет, только не в этом. Лукреция застыла, не в силах пошевелится от вспыхнувшей внезапно надежды – острой, отчаянной, почти безнадежной.
… Он говорил, обещал, клялся, что никогда ее не оставит, что они всегда будут вместе, что ничто на свете не способно их разлучить. Говорил и прижимал к себе маленькую еще девочку, которой в те моменты было, плохо, страшно и больно. Которая бежала из темного, пропитанного безумием мира к единственному своему источнику солнечного тепла. К мальчику, в волосах которого запутался мягкий свет, а в глазах отражалось предгрозовое небо. Он говорил и она верила, даже когда он вел ее к алтарю к ее первому мужу. Она не умела ему не верить…
Чезаре зря предупреждал – она и не могла сказать ничего. Только потянуться всем телом, в едином порыве, как цветок тянется к солнцу и отчаянно вглядываясь в это знакомое, красивое, любимое лицо. И кивнуть, недоумевая, как он мог подумать, что она может его не узнать.
Даже в состоянии полного непонимания происходящего, не зная, чего ждать от будущего и не понимая вывертов судьбы, можно быть счастливой.
Аугусто Валео воспринимал Ченцио как приближенного, друга, найдя прекрасный способ для того, чтобы дух мог появляться прилюдно, как один из его свиты. Да и магия, с каждым годом дававшаяся все легче и легче позволяла светловолосому мужчине с лицом ангела считаться прекрасным врачом. Хотя обратить смертельную болезнь, Ченцио было не под силу, но дать облегчение, снять боль, ускорить затягивание ран – он уже мог.
- Лучи, - сияющий взгляд, полный нежности, был обращен на девушку, хотя лицо лекаря оставалось серьезным, - скажись уставшей и никуда не выходи. Ты легко сможешь понять что происходит, если поговришь со служанками и просто будешь внимательна. Меньше говори, больше слушай. В шкатулке что убрана в сундуке подле окна, есть флакон с жидкостью. Смажь ею лезвие ножа и прикажи своей служанке найти верного человека, который возьмется убить Аугусто Валео, - губы Ченцио двигались, в такт беззвучным словам, которые отпечатывались лишь в сознании девушки, - второго же слугу отправь следом с приказом забрать из спальни Валео только перстень, что у него на среднем пальце. И главное помни – ты – это ты. И если будет мысль о безумии, просто поверь в чудо…
Доктор поднялся и поклонившись знатной даме, подошел к обеспокоенному брату Лукреции.
- С госпожой все будет хорошо. Возможно жара, или вчерашние устрицы сказались на ее состоянии, - сегодня пусть отдыхает, а завтра все будет в порядке.
Сомнения же, посеянные словами Валео, вылились вопросом Чезаре:
- А не может быть так, что дурнота моей сестры иной природы, и относится к женским состояниям в определенном положении?
- Исключено, синьор Борджиа, - усмехнулся Ченцио, произнося эту фамилию, и находя определенную иронию в том, что беседует сейчас с человеком в честь которого получил имя в семье его потомков, - в пульсе молодой госпожи биение одного невинного сердца, а не двух.
И еще раз поклонившись, покинул спальню, и убедившись, что коридор пуст, сделав пару шагов, стряхнул физический облик, чтобы не растрачивать без смысла столь ценную энергию.
И уже незримый для людей, вернулся обратно в спальню, где Аугусто, рассыпаясь в комплиментах желал Лукреции скорейшего выздоровления, а Чезаре, с явным нетерпением ждал, когда же этот непрошенный благодетель уберется и отсавит его наедине с сестрой.
Сейчас она могла только недоуменно кивнуть, пытаясь сообразить, что происходит, почему с губ Ченцио не срывается не звука, когда она слышит его голос, почему вокруг столько странных людей, которые говорят странные вещи. И самое главное – почему нельзя ничего говорить?
Услышав о предполагаемом убийстве, Лукреция мысленно вздохнула и поняла, что любимый братик успел куда-то вляпаться при чем так, что понадобился весь этот цирк, чтоб выкрутиться. Об аварии и ее последствиях Лучи старалась не думать, решив, что собственные странные видения заслуживают (или не видения) отдельного осмысления, на которое нужно время, компания светловолосого психиатра или, на худой конец, просто одиночество.
Единственное, что девушка могла сейчас – в меру своих сил играть роль, которую ей так старательно навязывали. И учитывая, весь средневековый антураж, костюмы и манеру речи, а так же то, что ее называли госпожой Лукрецией… Лучи знала только одну Лукрецию, роль которой ей могли навязать. И да, у нее был брат Чезаре, которым, по сценарию, вернее всего, и являлся черноволосый мужчина в первый момент напомнивший ей Этьена и…
И не только Этьена. Портрет Чезаре Борджиа – ТОГО САМОГО Чезаре Борджиа – висел в фамильной галерее. И если бы мужчина на портрете был моложе, он действительно напоминал бы Этьена… Франческо Борджиа.
Лукреция ощутимо вздрогнула и осторожно приподнялась на постели, с благосклонным видом внимая пожеланиям скорейшего выздоровления какого-то противного толстяка и со слабой улыбкой протягивая руку для поцелуя, чтоб через несколько секунд со слабым стоном упасть обратно на подушки.
- Прошу, оставьте меня… я… - Лучи в совершенстве владела искусством выражать невероятное страдание одним медленным взмахом ресниц. – Мне нездоровиться. Я хочу отдохнуть…
Нужно было все обдумать. Все, что здесь происходит. И пока девушка не была готова разговаривать с человеком, что был братом той самой Лукреции Борджиа, о которой слагали столь противоречивые легенды, и что был так похож на брата самой Лучи. Взгляд из-под полуопущенных ресниц падал куда угодно, но не на высокую фигуру Чезаре. Например, можно было сосредоточится на кончиках собственных пальцев…
Собственных?..
Лукреция сглотнула противный холодный ком в горле. Она, как и любая красивая женщина, тщательно следила за своим телом и великолепно знала его. Это были не ее пальцы. Не ее руки. Это была… не она?..
«И если будет мысль о безумии, просто поверь в чудо…»
Действительно, кому как не психиатру разбираться в безумии?..
Внимательный взгляд итальянца уже отметил, что лицу девушки вернулся нормальный цвет, и разве что легкая растерянность говорила о том, что Лукреция не оправилась еще от обморока.
- Душа моя, - прошептал он, пересекая пространство от двери до кровати, и присаживаясь на край постели, - неужели ты меня гонишь?
Мужские пальцы обхватили тонкую девичью руку, и притянув ее к своим губам, Чезаре коснулся губами голубоватой венки на нежном запястье. Следующий поцелуй мягкий, чувственный пришелся чуть ниже, и в голосе Борджиа уже звучала нежность, драпировавшая бархатными интонациями нетерпение:
- Я хочу остаться здесь, Лукреция, и сделать твой отдых гораздо более, - выпустив руку сестры, он резко, одним хищным движением подался вперед, нависая над лежащей девушкой, и потянулся к ее губам, выдохнув нежно и тихо, - приятным.
Да уж.. так мы продолжим ?