[Лорел Этьен]

1. Полное имя персонажа

Себастьян Лайтон, граф Лестершир

2. Возраст и дата рождения (на дворе 1900 год)

17 мая 1873 год. 27 лет

3. Принадлежность

человек

3.1 К какой группировке относится?

Гражданский, вероятнее всего.

4. Биография

Весна в тот год, когда родился Себастьян Лайтон - младший из пяти детей графа Лестершира - была необыкновенно теплой и яблони в саду фамильного поместья цвели столь буйным цветом, что матушка Себастьяна (большая любительница видеть длань провидения даже там, где ее нет) сочла добрым знаком и решила, что жизнь ее дорогого сына непременно будет счастливой и беззаботной. Это еще раз доказывает, что то, что кажется нам добрыми знаками, не всегда является таковым в разумении высших сил.
Графство Лестершир издавна считалось крупнейшим центром прядильных, чулочных и ткацких фабрик, что вкупе с доходом, получаемым от земель, богатых углем, обеспечивало безбедное существование семье графа, в будущем обещало обеспечить внушительным наследством троих его сыновей и прекрасным преданным двух дочерей и ничуть от этого не пострадать. Себастьян, как самый младший, поздний ребенок рос в окружении любви и заботы, тем более это усугублялось тем, что мальчик часто болел. Нежный, похожий на куклу светловолосый ребенок был настолько хрупким, что даже задиристые старшие братья его обычно не дразнили, что до сестер… девочки обожают играть в куклы. Себастьян любил свою семью и она, вне сомнения, платила ему взаимностью.
Все закончилось резко, в одночасье. Всего один холодный осенний вечер 15 лет назад разрубил жизнь Себастьяна Лайтона на две половины. В одной остался смех, жалобы сестер-двойняшек Марии и Каролины по поводу того, что родители внезапно увезли их из Лондона обратно в Лестершир, хотя за Марией ухаживал красивый граф, а за Каролиной, судя по ее словам, вообще герцог, подначивание готовящегося к поступлению в Оксфорд Кевина, успокаивающий голос Колина - самого рассудительного из детей четы Лайтон, как и положено наследнику титула, вышивание матери, беспокойство отца… Вторая половина жизни началась когда среди ночи пришли люди в черных балахонах и принесли с собой огонь, в котором сгорело поместье Лайтонов с уже мертвыми хозяевами и слугами. Уже гораздо позже, читая оставленные отцом у нотариуса письма, Себастьян узнал, что люди, которые напомнили ему черных воронов и так испугали с первого взгляда, принадлежали к Инквизиции, которая хотела получить информацию об «Охотничьем клубе», который отец так неосмотрительно решил спонсировать. Себастьяна тогда спас мальчишка-слуга, на пару лет старше его самого, вовремя уведя младшего из Лайтонов тайным ходом берущим начало около кухни и заканчивающийся у озера.
В деревеньке, расположенной близ поместья Лайтонов, Себастьяна узнали и помогли ему добраться до лондонского дома его дяди - младшего брата отца - Эдварда. К тому времени все газеты уже растрезвонили о трагической гибели семьи графа Лестершира и Эдвард, вообщем-то, не слишком сложный человек, искренне обрадовался тому, что его племянник жив. О том, что теперь титула ему не видать, он задумался уже позже.
Себастьян, перенесший сложное путешествие, свалился с воспалением легких, а когда он пришел в себя, выяснилось, что ничего о событиях гибели всей своей семьи он не помнит, словно их вырезали из его памяти и к тому же, не может говорить. Врачи сказали, что ребенок пережил шок и, возможно, голос и память вернуться. А пока следует сменить обстановку на более расслабляющую. Тетка Себастьяна - старшая сестра его матери, приехавшая из Парижа, заявила, что заберет мальчика к себе, так как Эдвард де «Чертов холостяк и ничего не смыслит в том, как обращаться с детьми». Таким образом, юный граф Лестершир отбыл с тетушкой за границу, предварительно посетив семейного нотариуса, у которого узнал много нового о делах своего отца, а управление большей частью капиталов положенного Себастьяну наследства осталось за его дядей.
Здесь следует сказать, что амнезия у мальчика не продлилась и трех дней, но Себастьян, ставший крайне подозрительным, не спешил сообщить следователям из Скотлонд-Ярда, что именно он видел в тот вечер в поместье. И смена обстановки ему была сейчас необходима. Катастрофически.
Тетка Себастьяна, дочь английского маркиза, когда-то шокировала лондонский свет, выскочив замуж за французского «торгаша», проигнорировав предложения более родовитых и богатых сородичей. Страну она покинула со скандалом, но никогда об этом не жалела, а муж ее, благодаря собственной интуиции и таланту, сколотил состояние, позволяющее его жене гордо носить голову, украшенную алмазной тиарой, достойной самой королевы и свысока смотреть на всяких «графинь» и «герцогинь». Вообщем, если чего Адриане д'Эсте не хватало для счастья, то это ребенка, поэтому забота о Себастьяне была ей так же необходима, как и ему. Однако, несмотря на достаточно теплые отношения друг с другом, полноценной семьей они так и не стали, в чем, наверное, была вина самого Лайтона, но поделать с собой он ничего не мог.
Голос к Себастьяну вернулся через месяц, к этому времени он уже был в Италии вместо Франции. Муж тетки много времени проводил в поездках и часто брал с собой жену, а теперь и ее племянника. Таким образом, к семнадцати лет Себастьян объехал всю Европу, несколько раз бывал в России, трижды в Америке, один раз в Китае и дважды в Индии. Из всех стран Индия оставила у юного графа самые гнетущие впечатления и проколотые уши - при чем он даже не помнил, почему вдруг решил их проколоть, в тот вечер дядя Лоран учил его пить, а утром Себастьян проснулся с покачивающимися в обоих ушах серьгами. Тетя Адриана, дама, в принципе не имеющая комплексов, посмеялась и сказала, что со спиртным лучше завязывать, а не то в следующий раз можно проснуться и в гареме какого-нибудь махараджи. Себастьян в ответ ответил что и самой мадам Адриане следует поберечься, но про себя решил, что да, со спиртным лучше завязывать, а то и правда… гарем… махараджа… или кто похуже… А серьги решил оставить. На память.
В семнадцать лет, юный граф Лестершир поступил… в Сорбонну. Намеренья «завязать со спиртным» пошли прахом, но зато, как говаривал Лоран, во время такой «учебы» кого только не встретишь, а значит можно обзавестись полезными связями на все случаи жизни.
За все это время Себастьян ни разу не возвращался в Англию, не сумев даже самому себе объяснить причину подобного поведения. Это не был страх - ни перед воспоминаниями, ни перед убийцами, которые, реши они убить нашли бы и у черта на рогах. Это не была и привязанность к тетке и ее мужу - они не держали его, а он не цеплялся за них.
Прошло немало времени, пока он понял, что чувством, которое он испытывал, думая о родной стране, была ненависть, а удерживали его тиски здравого смысла и понимание того, что сейчас, именно сейчас, он не может ничего сделать - в том числе и понять, что именно там, в Англии, заставляет так ненавидеть. Когда он этого осознал детство Себастьяна Лайтона кончилось во второй раз.
Сорбонну он закончил через пять лет, за это время, с помощью дяди Лорана и некоторых однокурсников, соединив себя с Лондоном множеством ниточек, по которым неслась к нему информация - та валюта, что всегда в ходу. Страсти, увлечения сильных мира сего. Кто как играет, кто выигрывает, кто проигрывает. Кто и во что вкладывает свои деньги. Кто и какие дела пытается замять… А еще, если знать где искать, информация о нелюдях была не настолько скрытой. У Себастьяна даже обнаружились знакомые вампиры, правда они об осведомленности графа понятия не имели…
В ходе этого своеобразного расследования выяснилось так же, что за прошедшие годы дела графства стали не слишком хороши. Дядя Эдвард был бездарен в делах финансовых, а его управляющие - ворье ворьем. К тому же дядя пил и играл, при чем одновременно, что, как известно, плохо сочетается. К тому моменту, когда переданных по завещанию брата активов дяде перестало хватать, на Себастьяна было совершенно первое покушение. Оно не стало последним и хотя всех их граф счастливо избегал, принимать меры все таки следовало. Поэтому, в 19 лет, Себастьян вступил в права наследства и поставил на местах собственных управляющих. Возвращаться в Англию пока еще было рано, к тому же дядя Эдвард был обижен и опозорен, когда состояние Лайтонов уплыло из его рук, поэтому после окончания Сорбонны Себастьян оправился в Америку. Его отец вкладывал много средств в строительство здесь железных дорог и следовало взглянуть лично, куда именно эти деньги ушли.
В Америке граф пробыл около года, после чего вернулся в Париж, где пробыл еще полгода, готовясь к окончательному возвращению на родину. Осенью 1896 года Себастьян Лайтон, граф Лестершир явил себя лондонскому обществу, дав достаточно пищи для слухов, как о своей внешности, так и о темной истории произошедшей с его семьей. Впрочем, были еще темы для разговоров - например, как состояние семьи, побывавшие в руках Эдварда Лайтона, столь быстро восстановилось, а потом умножилось? Или почему тот же самый Эдвард Лайтон был одним из первых, кто пострадал от рук (зубов, когтей) ужасных нелюдей, когда правда о их существовании выплыла наружу? И еще множество, множество вопросов, ответов на которые так никто и не дал.
Как и следовало ожидать, шоком то, что часть лондонцев людьми назвать нельзя, Себастьяна не шокировало, хотя на похоронах дяди он правдоподобно имитировал ужас, гнев, возмущение, и, разумеется, скорбь. Как-никак, последний Лайтон кроме него. На деле же, Себастьян вовсе не против ни вампиров, ни оборотней, ни каких бы то еще оживших кошмаров, если они решат появиться. Лоран в свое время убедил юного тогда еще графа, что польза есть от всех. И от нелюдей, полагает Себастьян, она часто куда больше чем от людей.

5. Характер

Если определять характер через отношение с которым человек смотрит на мир, то основной чертой характера Себастьяна является искреннее любопытство ребенка, который отрывает у мухи крылышки и смотрит, что же она будет делать дальше.
Как бы не было трагично прошлое Себастьяна и какую бы рану не оставило оно в душе Себастьяна, остается факт того, что граф Лестершир был избалованным ребенком, которому всегда доставалось море благожелательного внимания. Такая тенденция сохранилась и стало одной из основ жизни Себастьяна - он привык получать то, что ему хочется, используя любые средства, чтоб получить очередную игрушку, а после уже использовать игрушку, включив ее в план для получения новой. Обладая практическим складом ума, Себастьян все же иногда склонен к философии, хотя, следует отметить, она своеобразна и так же служит для осуществления практических задач. Графу нравится утверждение «Все на свете можно купить», но произнося его он никогда не имеет ввиду исключительно деньги, как бы ни казалось собеседникам обратное.

6. Внешность

Себастьян невысокого роста (около 173-175 см), строен, но не худощав, гармонично сложен. Волосы светлые, чуть ниже плеч, чаще всего распущены, глаза яркие, глубокого синего цвета. Лицо чуть вытянутое, с острым подбородком, прямым носом, мягкой линией губ и тонкими бровями вразлет, спрятанными за падающими на лицо волосами. У Себастьяна красивые руки с ухоженными, не очень длинными, но остро подпиленными ногтями, на пальце левой руки - золотой фамильный перстень. Шрам от пули на плече (повздорил с мальчишкой, решившим вспомнить дуэли). Еще у графа проколоты уши и в них покачиваются небольшие золотые серьги-капельки с алыми камнями.
Многие полагают, что Себастьян выглядит моложе своих лет, в чем, скорее всего, заслуга его «светлого» типа внешности и хрупкости телосложения.

7. Слабости(обязательно)

С детства подвержен приступам астмы, патологически ненавидит пыль. Страдает легкой формой анемии, бледен и подвержен кратковременным головокружениям.

8. Животные, оружие, деньги и документы.

При себе: автоматический револьвер, пули обычные, кошелек с деньгами, разрешение на пересечение мостов.
Дома живет кот по имени Епископ, породы "британский голубой".

9. Ориентация

Если соотносить пристрастия Себастьяна в процентном соотношении, то 70% - следует отдать женщинам и 30% - мужчинам

10. Как о нас узнали?

Знакомые подсказали

11. Ближайшие планы по игре

Для начала - вытащить из тюрьмы государственного преступника, преимущественно, путем подкупа и шантажа.

12. Связь с вами

563787386

13. Являетесь ли вы принятым участником?

Нет

С правилами ознакомлен.

Он задыхается. Ладонь худого долговязого мальчишки, имени которого он не помнит, зажимает рот так плотно, что лицо саднит, неровно обструганные ногти больно царапют щеку. Вторая рука слуги обхватывает его поперек груди, не давая ни дернуться, ни вздохнуть. Через щель, образованную приоткрытой створкой плательного шкафа пляшут языки пламени от упавшей на пол масляной лампы - пока еще маленькие и обманчиво слабые, но он знает, что если их сейчас же не погасить…
- Кто Вы? Что Вам нужно?! - голос Каролины срывается на истерический визг. - Немедленно…
Что - «немедленно» она так и не договорила. Короткий свист воздуха, рассекаемого чем то тонким и острым, захлебнувшийся еще вначале вскрик и звук грузно падающего на пол тела. Пальцы слуги вцепляются в него еще сильнее, словно собираясь раздавить, но в этом не было необходимости. Даже при желании издать хоть звук, у него бы ничего не получилось. И сдвинуться с места он не мог. Только падал, падал, чувствуя давящие тиски чужих рук, сжимающие грудь и не мог дышать. Не мог… и, откровенно говоря, не хотел.

Светящиеся в темноте медные плошки глаз выглядели жутковато. Чудовище, почти невидимое на фоне сине-серой мглы комнаты, так удачно сливающейся с его шерстью, упиралось лапами в грудь, не давая дышать. И еще смотрело так… Ну что, мол, как спалось?
Себастьян досадливо спихнул Епископа с себя и сел, что на кошака подействовало ровно на половину - он спихнулся, чтоб через секунду запрыгнуть к своему личному человеку на колени. Граф поморщился, взял Епископа за шкирку и поднял к своему лицу.
- Наглое животное, - сообщил Себастьян коту, который даже не дернулся, принимая подобное непочтительное отношение философски. «Да?» - сказали невинные желто-оранжевые глаза - «Тогда принято познакомиться. Епископ.»
Себастьян со вздохом отпустил кота и провел ладонью по лицу и встрепанным волосам, стирая остатки сна. Рука бессознательно скользнула по горлу и в памяти всплыли ощущения отвратительной беспомощности ребенка, который хочет сказать, открывает рот… но из горла не вырывается ни звука. Впрочем, голос был наименьшей из потерь того вечера…
Граф медленно спустил ноги с постели, вслепую скользя пальцами по смятым, чуть влажным от пота льняным простыням. Подушка белела, сбитая у изголовья кровати. Как и всегда. Давно ему не снился этот сон.
Себастьян сгреб Епископа в охапку и подошел к окну. Кот покорно успокаивающе мурчал, грел озябшие после кошмара пальцы и терся пушистым мехом, служа замечательным громоотводом для горьких воспоминай - через хвост они у него заземлялись, что ли? - словом, исправно выполнял свою часть работы, ради который и был взят в этот дом. Мудрое животное. Граф оперся о подоконник и взглянул на небо. Луны не было, ее закрывали облака. Только в Лондоне оно такое - тяжелое, холодное и словно падающее, грозящее в любой момент придавить, как гробовая плита. Особенно в это время года. Да… тогда тоже была осень…
Если бы Себастьян не знал наверняка, то никогда бы не поверил. Отец, примерный семьянин, в первую очередь думающий только о жене и детях, не учувствовавший ни в каких рисковых сделках, не играющий в карты - и этот человек вдруг решает помочь столь шатко стоящей на ногах и столь фантастичной организации, как «Охотничий клуб». Зная о существовании нелюдей. Зная о позиции Церкви. Гнев от потери близкого человека толкает людей на необъяснимые поступки, а членом «Охотничьего клуба» был друг отца, мстящий за свою жену. Погибший друг. Наверное, тогда все и началось.
Как ни крути, не подходил Джереми Лайтон, граф Лестершир на роль охотника. Ни силы, ни умения, ни жестокости в нем было недостаточно. Только гнев и жажда справедливости, которая должна настигнуть кровожадных тварей. Желательно от рук охотников. Церковь же бездействует, верно? Так, по крайней мере все происходящее понял отец и в этом Себастьян не мог его винить - правда, она ведь у каждого своя. Просто у внушивших отцу мысль о беспощности Церкви, правда была… не адекватная действительности. Иначе бы не было в поместье Лайтонов в тот вечер незваных гостей.
Детей отправили спать рано. Всех. Кевин, которому скоро должно было исполнится семнадцать лет очень возмущался этому. В комнате было пусто и страшно. По стенам бегали зловещие тени и заснуть не получалось, поэтому неслышно, чтобы никто не видел и не слышал, Себастьян скатал рулоном одеяло, оставив его вместо себя в кровати и выскользнул из комнаты, столкнувшись у комнаты Каролины с мальчишкой-слугой, шествующим по коридору с масляной лампой в руках. Оба упали, создавая грохот, показавшийся диким в мертвой тишине коридора и прежде чем слуга начал извиняться, создав еще больше шума, обеих втянула в комнату рассерженная Каролина, напомнив, что папа очень просил сидеть в своих комнатах тихо и не высовываться. А ты, дорогой братец…
Где то на середине воспитательной лекции в коридоре послышался странный шум, какие то хлопки и шаги. Каролина предположила что это, наверное, мама и не долго думая запихала и брата и сконфуженного слугу в шкаф со своими платьями, предварительно отобрав лампу и наказав не издавать ни звука. Мальчишке-слуге она велела «проследить» за не в меру непоседливым братцем, что тот взялся исполнять излишне рьяно. Или не излишне. Это как посмотреть. Что было бы, не зажимай он Себастьяну рот и не удерживай его на месте?
Потому что это была не мама. Это были люди в странных черных плащах, похожие и одновременно не похожие на монахов, которые приехали сегодня и которых Себастьян видел в окно, пока отец нервно не погнал всех спать. И голос, равнодушно прочитавший заупокойную молитву, и другой голос, спросивший «Здесь все?» - были мужскими и никак не могли принадлежать никому из слуг. А потом, когда стихло все, кроме потрескивания разгорающегося пламени, слуга вытолкнул Себастьяна из шкафа, пока то не добралось до места где они сидели и мальчик увидел Каролину - красивую, умную, в детстве мечтающую стать писательницей и рассказывающую Себастьяну сказки собственного сочинения Каролину - сломанной куклой лежащей на полу. А на груди, на голубом шелке платья, расцветал ярко-красный цветок, но был он совсем некрасив.
Шок был так силен, что остальное Себастьян запомнил лишь обрывками. Коридор. Лестница. Страшные, черные вороны в облике людей. Мальчишка-слуга… вот черт, ну почему он так и не узнал его имени?.. Он тащит Себастьяна по узким коридорам, к другой лестнице, тоже узкой. Пока они идут к ней, Себастьян о что то спотыкается. Это рука с зажатым в ней револьвером, рука отдельно от тела, ровно отрезана, словно так и надо. На руке - золотой перстень без герба. Такой носил Колин - шутил, что говорит руку для фамильного перстня. Кажется, тогда Себастьян теряет сознание или это очередной пробел в памяти. Следующим что он помнит были каменные стены, вода на них и под ногами. Тайный ход. Потом уже деревня. Лондон. Париж. Наверное, даже хорошо, что он так мало запомнил - или мало видел? - тем вечером. Наверное, было бы лучше, если бы он запомнил еще меньше. Или не запомнил вообще, как сумел убедить всех вокруг.

Себастьян выпустил Епископа и отойдя от окна, рассеянно потянулся к тумбочке, достав оттуда початую бутылку коньяка. Откупорил ее, подошел к зеркалу и внимательно вгляделся в свое отражение.
Как то один приятель графа, уже изрядно набравшись, высказал теорию о том, почему Себастьян так похож и на женщину и на мужчину одновременно. «Андрогин!» - ввернул умное слово приятель. «Ты же живешь не только за себя. Ты живешь, за свою семью. Поэтому и ан-дро-гин!». Назавтра он этого разговора не вспомнил, а Себастьян не стал ему говорить, насколько он на самом деле прав.
У зеркального отражения были глаза Каролины и руки Марии. Улыбка Кевина и нос Колина. Как ни смешно, рост матери и светлые волосы отца. Себастьян усмехнулся и отсалютовал отражению бутылкой. Чокаться с отражением он не стал. Где то он слышал, что за покойников, пусть даже они нашли себе лазейку для жизни, стоит пить не чокаясь.

@темы: ролевое, Себастьян

Comments

[Лорел Этьен]

На улице было промозгло и зябко, а в стенах старой обителей королей и того хуже. В коридорах было темно и красноватые отблески, отбрасываемые на стены, рисовали на них кровавые пятна, словно памятуя о всех смертях, которые эти стены видели. Себастьян спускался все ниже, мягко и осторожно ступая по выщербленным временем ступеням, следом за светящимся огоньком впереди. Подземелья Тауэра современным или по крайней мере сносным освещением не отличались. Впору задуматься, не выходят ли заключенные отсюда слепыми… если вообще выходят, конечно.
Важная шишка в министерстве, чье имя для Себастьяна перестало иметь какое-либо значение в тот момент, когда, собрав досье на мистера… эм… ну пусть будет Смит… так вот, когда собрав досье на мистера Смита, он поставил этого самого мистера в известность о содержимом досье и после не слишком долгого обсуждения деталей получил, наконец, что хотел. Ну или почти получил. Получал, если точнее. Прямо сейчас. «И зачем ему государственный преступник?» - беззвучно спрашивали глаза мистера Смита. «Зажарю и съем» - хотел было пошутить Себастьян, но не стал. Чинуша смотрел на него так, что мог и поверить.
Идущий впереди тюремщик остановился внизу лестницы, дожидаясь, пока Себастьян спустится. Еще один ждал у камеры. Того, кому предстоит занятное перевоплощение должны были привести - или принести? - позже и на это смотреть графу было совершенно не интересно. Как, вообще то, и знать, что сказал тюремщикам мистер Смит - пусть даже не сам, а через бумагу - и в какой форме. Первый тюремщик обернулся, свет полоснул его по лицу и Себастьян едва слышно вздохнул. Да какой приказ? Угроза или деньги. Или, скорее всего, и то, и другое вместе.
- Мы пришли. Прикажете открыть? - тюремщик подчеркнуто никак не обращался к Себастьяну. Он не знал ни его статуса ни, как подозревал граф, пола. Ни скудность освещения, ни лежащий на плечах Себастьяна плащ, никак не давали разобрать кто же это. Мужчина? Женщина?
- Открывай, - чуть насмешливо кивнул граф. Мария, в детстве так любившая наряжать маленького брата в свои детские платья, была бы довольна столь забавной ситуацией.
Тюремщик поднес ключ к двери и повернул его в замке.
- Вы отойдите, мало ли что, - предупредил он, перед тем как распахнуть металлическую створку. - Он малость буйный… бывает.
Себастьян его слова проигнорировал, шагнув вперед. Костяшки пальцев, не очень громко и скорее просто для приличия постучали по железу рядом с затворенным окошком. Взгляд тюремщика прикипел к рукам и ногтям графа. Было почти слышно, как в мозгу его щелкают шестеренки, думая, что встают на место.
- Открывай, - повторил Себастьян, прерывая мыслительный процесс.
- Да, мэм!
Вытянулся даже. Прелесть какая. Граф фыркнул и сделал шаг на порог распахнувшейся двери.
- Можно войти, мистер Рельмо? - проговорил Себастьян, с интересом обозревая видимую часть камеры. - Или, быть может, предпочтете выйти Вы? Мне хотелось предложить Вам прогуляться.

[Лорел Этьен]

Когда Макс хозяйничал в Тауэре, он и помыслить не мог, что его « подопечным» живется в этом гостепреимнейшем из лондонских домов так скучно. Уж, Рельмо-то о «досуге» своих «гостей» заботился куда старательней. И особо «почетных» частенько навещали не только его парни из числа тех, что поумелей, но и он сам. А что же сейчас? Охрана, совсем распустилась, бояться в камеру зайти, по тому как оружие применять им не велено, а с дубинкой они ни черта обращаться не умеют, а последователь Максимилиана на посту начальника тюрьмы, судя по всему, и вовсе был мало того что трусом, так еще и снобом, исправно выполняющим приказы. Неужели ему самому не было интересно наведаться к новому заключенному? Сплошное разочарование.
Первое время новоявленный преступник еще надеялся на допросы, трибунал и прочие возможности скоротать время в приятной компании… Хоть чьей-нибудь, пусть даже и заплечных дел мастера. При нем, кстати, в пыточной служил добрейшей души симпатяга, бывший мясник, по уши влюбленный в свою работу. Но, даже с ним свидеться отставному смотрителю так и не довелось.
Посетители, нынче, вообще были в дефиците. Охрана заходила в камеру все реже и реже, никаких визитеров к нему не пускали, видимо бессильными здесь оказались даже высокопоставленные родственники.
Время от времени, Макс забирался под самый потолок к крошечному зарешетченому окошку, что бы взглянуть не штурмуют ли еще стены древней твердыни, толпы влюбленных девиц, но как на зло, его единственное окно, выходило на Темзу. Жаль!
Впрочем, без женского внимания экс-смотритель все же не остался. Увы, новая поклонница не была наделена блестящей внешностью, правильней было бы сказать, «леди» была настоящей серой мышью ( в прямом смысле этого слова), но ее настойчивость покорила холодное мужское сердце.
- Миссис Марпл?- удивился он впервые увидев капошащуюся на его матраце мышь. Та, всем своим видом выражала недовольство его нахождением на своей территории и явно давала понять, что уступать спальное место не собирается. – А как мистер Марпл отнесется к нашим отношениям?- осторожно поинтересовался он, протягивая серой негоднице кусочек хлеба.
С тех пор миссис Марпл стала постоянной гостьей у Макса и скоро их отношения дошли до той степени интимности, когда настойчивой поклоннице стало позволено гордо восседать на плече бывшего главного смотрителя.

Но как бы там ни было, уже через месяц подобного образа жизни, Рельмо готов был продать душу по сходной цене кому угодно. Вот только предложения, сильно опережали спрос. И дни тянулись один за другим превращаясь в пытку.
Бывший капер, бывший охотник, бывший тюремщик, бывший смотритель, больше всего на свете хотел прибавить еще одно «бывший» к своему послужному списку.
Впрочем звание «преступник» он решил в любом случае оставить за собой. Как-никак, столь высокую честь, еще следовало оправдать… Ведь его все-таки оставили в живых…
« Зря они это… очень зря..» - недобро усмехнулся Максимилиан.

Когда в один из вечеров, которым Рельмо уже давно потерял счет, по тому что все они были одинаковы, как две капли воды, за дверью раздалась неясная возня и последовал приказ «Открывай!», Макс удивленно поднял бровь. Впрочем, это было единственное, что бывший г.с. изволил поднять, так как вставать со своей лежанке, на которой он так удобно устроился, заложив руки за голову, он и не подумал.
«Мэм?» - вот теперь он действительно был удивлен и заинтересован. Впервые за полгода его заключения к нему явился посетитель, да к тому же еще и женщина…
Неужто, действительно, кто-то из пассий? Впрочем, нет, голос пришедшей был приятным, но совершенно не знакомым. И, еще, каким-то странным. Слишком низким, что ли?
Рельмо повернул голову набок, стараясь рассмотреть….неужели, освободительницу(?), но чахлого пламени одной единственной свечи для этого явно было не достаточно, да и плащ полностью скрывал ее от любопытных взглядов.
- Да? И что же мне для этого нужно сделать? Расписаться кровью или жениться на вас?- со смешком спросил Максимилиан не меняя позы.
Maximilian Relmo вне форума Ответить с цитированием

[Лорел Этьен]

Когда Себастьян только начинал наводить справки о человеке, расслабленно развалившегося сейчас на тюремной койке, то поразился сколькими эпитетами, долженствующими отражать смертоносность, неистовость и жестокость, его награждали. Словно был Максимилиан Рельмо не человеком, а матерым волком, прикормленным и натасканным на кровь врагов, но, как и любой волк, в свое время укусившую кормящую руку.
Уже позже, когда сведенья стали более разнообразными, стало понятно, что подобные кровавые картины нельзя было назвать основой личности бывшего главного смотрителя, однако сейчас, глядя на этого человека, расслабленная вальяжность которого была полна скрытой звериной силы, а темный взгляд цепок и внимателен, Себастьян понял, откуда вообще эти сравнения взялись. А еще понял, что дубинки, в которые вцепились стоящие за спиной графа тюремщики, окажутся бесполезными, если господин Рельмо действительно решит напасть.
Себастьян рассмеялся, хоть и негромко, но весело и от души, затем протянул руку к тюремщику, держащему керосиновую лампу. Тот ничего не понял, граф едва слышно вздохнул и бросил на служаку выразительный взгляд, после которого лампа все же оказалась у Себастьяна в руках и он шагнул вперед, пересекая черту отделяющую коридор от камеры. Хотя для находящегося здесь человека эта черта наверняка значила куда больше.
- Расписываться кровью - дурной тон. Так что только по инициативе клиента, в противном случае обойдемся чернилами или вообще без оных, - Себастьян медленно обвел чадящей лампой полукруг, оглядывая камеру, не нашел ничего более примечательного, чем ее хозяин и задумчиво склонил голову набок, разглядывая его. На губах мимолетной игрой света и тени мелькнула улыбка. - В наши неспокойные времена, люди должны больше доверять друг другу, Вы так не думаете, мистер Рельмо?
«Мистер Рельмо» Себастьян произносил со странной интонацией, чуть растягивая гласные и смакуя их звучание, как смакуют хорошее вино, которые, к тому же, не часто доводится пробовать.
- Так что Вы думаете о прогулке? - беззаботно произнес граф, крутя лампу в руках и пуская на стены, свое лицо и лицо собеседника причудливые тени, отчего из углов лезли разные монстры, которых так боишься в пять лет, а лица жили собственной жизнью, гримасничая отдельно от хозяев. - Нынче стоит чудная погода - сыро, зябко, ветрено, а через пару часов обещают туман - густой, как молоко. Или Вам больше нравится здесь?
Последний вопрос не слишком отличался по тону, но было ясно, что третий раз предлагать что-либо Себастьян не собирается. Времени было не настолько много, чтоб бесконечно вести светские беседы.
- И право же, мистер Рельмо, Вы меня очень обяжете, если не станете смущать разговорами о свадьбе, - со смешком добавил граф. - Замужество не входит в мои планы на лет, наверное… шестьдесят.

[Лорел Этьен]

Странно… Что должен испытывать человек заживо похороненный в темном каменном мешке, без надежды на спасение, которому вдруг ни с того ни с сего объявляют, что он свободен? Наверное, дикую радость, облегчение, счастье, экстаз? Наверное.
Но, Макс ничего этого не чувствовал. Он был абсолютно спокоен, расслаблен, заинтересован, и пожалуй, благодарен судьбе, в лице незнакомки, предлагавшей ему прогулку. О, нет, сейчас было совершенно не время терять голову, а вместе с ней и осторожность.
Во-первых, Макс Рельмо, оставался Максом Рельмо даже после полугода заключения, и он ни секунды не сомневался в том, что так или иначе выйдет от сюда. Нашлось бы не мало тех, с кем можно было бы изменить осточертевшей родине. По этому ночной визит был воспринят как нечто само собой разумеющиеся. Во-вторых, никто не станет предлагать столь щедрые дары безвозмездно, так что выход из Тауэра, вовсе не означал свободу.
- Я думаю, что доверять люди должны друг другу, в одном единственном случае, если у них общие враги. – усмехнулся Рельмо и подумал, что тени, наверняка превратят это в зловещий оскал.
Рельмо повернул голову, что бы лучше видеть собеседницу. В камере пахло сырой землей, плесенью, прогнившим деревом и еще едва уловимо парфюмом… Ну, что ж, не самая плохая альтернатива сере.
- Вижу, за последнее время нравы не слишком изменились. Разговоры о погоде по -прежнему остаются неотъемлемой частью любой светской беседы. - в следующую секунду Максимилиан не только оказался в вертикальном положении, но и стоял напротив таинственной «мэм». – Говорят, вечерние прогулки улучшают цвет лица. – спокойно сказал он, прекрасно понимая сколь двусмысленно это прозвучит. Особенно в свете того, что даже стоя на расстоянии вытянутой руки от пришелицы, рассмотреть ее все равно было невозможно.
Нет, не получалось из них красавицы и чудовища. Заросший Макс с нечесаной бородой в колтунах, длинными, стянутыми в хвост волосами, грязной, местами рваной одежде, опознать в которой некогда щегольской костюм уже не представлялось возможным, вполне сошел бы за чудище. А вот, человек напротив… Странная она была- эта ночная визитерша. Если бы не обращение трясущегося у двери охранника, Макс не был бы уверен в том, кто перед ним. Мужской костюм и мягкий обволакивающий голос, уверенный тон и манеры, невысокий рост, и пляшущие по лицу тени, скрывающие его лучше любой маски, то искажающие его, но наоборот делающие неправдоподобно красивым. Пришельца с множеством лиц, действительно впору было принять за существо не принадлежащее этому миру.
Так, что выходило никак не меньше двух чудовищ.
- Рад, что мы поняли друг друга и освободили от взаимных обязательств. – с легким поклоном ответил Рельмо и развернувшись на каблуках направился к двери.
- Вольно! – скомандовал он замершим там тюремщикам, пальцы которых, наверное, успели врасти в дубинки. Те автоматически подчинились команде. Максимилиан негромко рассмеялся.- Вы идете? Если уж не жениться на вас, то по крайней мере домой я вас проводить просто обязан.

[Лорел Этьен]

Секунда, скользящий шаг, который даже не был замечен - и вот человек с звериными повадками стоит напротив Себастьяна, а тюремщики то ли по приказу, то ли по собственной инициативе так стремившиеся защитить «даму», только глупо хлопают глазами.
Это было даже удивительно, но человек, по рассказам представляющийся графу если не гигантом, то как минимум мужчиной крупным, на проверку оказался ненамного выше его самого, хотя, надо признать, при таком угле обзора, он производил давящее впечатление. Впрочем, так он еще больше походил на матерого волка, коего напомнил Себастьяну при первом взгляде на него. Графу даже захотелось протянуть руку к лицу мистеру Рельмо, проверить - укусит? Нет?
Конечно, он этого не сделал. Он не сделал вообще ничего. И не сказал. Максимилиан не походил на того, кто с интересом будет поддерживать разговор о погоде и о природе лондонцев, которая, как известна незыблема и неизменна да и обстоятельства, если честно, не располагали. Вести светскую беседу в тюремной камере в компании плесени и крыс было презабавно, но, увы, не практично. В конце концов разговаривать о свежем воздухе лучше на свежем воздухе. Рельмо, видимо, считал так же.
В чем нельзя было отказать господину бывшему-главному-смотрителю, так это в умении перехватывать инициативу. Тому, с какой легкостью он взял бразды правления ситуацией в свои руки, можно было только позавидовать. Впрочем, Себастьян завидовать не стал, так как дело это было совершенно бесполезное и неблагодарное. Он с удовольствием усмехнулся, бросив в спину выходящего из камеры узника быстрый взгляд, который тот должен был почувствовать кожей, как иглу вонзившуюся между лопатками или дуло пистолета, упирающегося в спину. Тихий, сухой смешок прозвучал при удивительной акустике камеры, как щелчок взводимого курка.
- Вы так любезны, мистер Рельмо, - Себастьян опустил взгляд и негромко рассмеялся, выходя из камеры вслед за узником. - И так ответственны. Действительно, мало ли кто встретится мне на пути, мне просто необходима Ваша защита. Ничего не хотите взять на память о пребывании в столь гостеприимном месте?
Граф кивнул тюремщикам, все еще совершенно непонятно, но неожиданно удачно решивших принять Себастьяна за женщину. Конечно, если он правильно представлял методы «мистера Смита», то совсем скоро лишние глаза и уши навсегда перестанут видеть и слышать, но если кому то угодно ошибаться, то почему бы ему это не позволить?
К выходу шли быстрее, чем спускались и Себастьян в который раз поразился, как легко оказалось проникнуть с главную тюрьму страны и вывести из нее заключенного. Отвратительно легко. Деньги, связи, деньги, связи… Ни тебе тайно прокрасться, ни прятаться от дежурных - спокойно вошел, спокойно вышел, сел в коляску… кстати о коляске.
У коляски застыл невозмутимый Роджер, чуть поклонившийся, когда граф и Максимилиан подошли. При чем поклонился обоим с одинаковым почтением.
- Все в порядке? - для проформы спросил Себастьян, запрыгивая в коляску и дожидаясь, пока Рельмо последует его примеру.
- Да, сэр, - еще раз поклонился идеальный следующий дворецкий семьи Лайтонов, если конечно дело дойдет до следующего дворецкого. Сейчас им был дед Роджера. - Мистер Максимилиан Рельмо скончается от приступа удушья во сне не позднее, чем через час.
- Чудно, - Себастьян улыбнулся бывшему главному смотрителю. - Вы ведь не против сменить имя, правда? - ответа граф дожидаться не стал и, кивнув Роджеру, оставшемуся проследить за выполнением задачи, бросил кучеру. - Домой. И побыстрее.

[Лорел Этьен]

За 28 лет жизни Максимилиана Рельмо награждали множеством эпитетов, от самых лестных, то непотребных. Впрочем, нельзя сказать, что они были не уместны и неправомерны. Но никогда и никто не называл его еще суеверным. Наверное, по тому, что бывший смотритель плевать хотел на предрассудки. Но скажи ему кто-нибудь, что человек стоящий у него за спиной, если и не сам дьявол, то как минимум его полномочный представитель, он бы поверил. Человек без лица умеющий держать под прицелом одним своим взглядом.
Макс улыбнулся. Но ни таинственный посетитель (а в том, что это не женщина, Рельмо уверился окончательно), ни на смерть перепуганные охранники видеть этого не могли . И хорошо. Не стоит начинать знакомство с тем, кому обязан свободной с такой улыбки.
Ни в провожатых, ни в фонаре для того, что бы найти выход из подземных лабиринтов Тауэра Максимилиан не нуждался. К чему все это тому, кто еще недавно был здешним минотавром?
Рельмо шел вперед уверенно, не оборачиваясь, но все-таки несколько быстрей, чем следовало. Желание глотнуть свежего воздуха, без примеси промозглой сырости каменных стен было слишком велико.
На насмешливые слова сзади он решил ответить позже. Гораздо позже. Впрочем, только на первую часть. Вторая же часть закопошилась у Макса в кармане и высунулась наружу, обеспокоенно попискивая. Миссис Марпл была явно напугана. Визитер произвел на нее неизгладимое впечатление. Ну, что с нее взять? Женщина. Рельмо успокаивающе провел пальцем по жесткой, гладкой шерстке и снова вернул «компаньонку» в недра кармана.
Наслаждаться «воздухом свободы» и прочей романтической дурью, не было ни времени, ни желания. Во-первых, двор Тауэра- не самое подходящее для этого место, во-вторых, холодно, черт побери! Поэтому Рельмо без лишних слов запрыгнул в коляску в след за ее владельцем.
В долгом разглядывании молодца у коляски так же не было необходимости. Что созерцать? Идеально вышкаленого парня, которому по плечу любая задача? Эка, невидаль!
- Чудесная перспектива. – не без иронии ответил он на сообщение о своей будущей смерти. – Вообще-то я мечтал быть раздавленным метеоритом, занимаясь любовью с чернокожей островитянкой. – хмыкнул он. – Но выбирать не приходится.
Экипаж рванул с места, Макс взглянул на сидящего напротив мужчину, но разглядеть его лицо снова мешала темнота. Ну, что ж по крайней мере определились с полом.
- Если не возражаете, то о том, кто может встретиться вам на пути, и об условиях вашей защиты мы поговорим после того, как я оценю достоинства ванной комнаты того места куда мы направляемся и умение приглашенного вами парикмахера. – с легким смешком в голосе сказал Рельмо.
Странным стал нынешний Лондон. В условиях едва ли не военного времени, несущаяся по ночному городу коляска не заинтересовала ни один из патрулей. И где они, кстати? Или экипаж пролетал мимо них так быстро, что Макс их просто не замечал?
Скачка закончилась за высокими резными воротами незнакомого Максимилиану особняка. Само поместье выглядело вполне мирно, мягкий свет в занавешенных окнах, изящная архитектура… Но сад вокруг… О, эти кущи райскими назвать не повернулся бы ни один язык. Скорее наоборот. Парк выглядел старым, запущенным и производил весьма зловещее впечатление. С таким маленьким кошмаром вокруг дома, сторожевые псы уже не нужны. Ни один вор в здравом уме сюда не полезет.
- Я хотел бы узнать ваше имя, но для этого вначале мне следует представиться самому. А своего я, увы, не знаю. – развел руками Рельмо, пока они шли к дому.- Может быть поможете разобраться с этим недоразумением? – чуть улыбнулся Макс. То, что его карман жил отдельной жизнью и очень нервничал скрыть уже было невозможно, по этому экс-смотритель, достал мышь, посадив ее к себе на плечо. – А пока, позвольте представить мою спутницу и сокамерницу – миссис Марпл. - Максимилиан с насмешливым интересом наблюдал за реакцией собеседника. Чего в нем окажется больше аристократии или все-таки чудачества?

[Лорел Этьен]

Во время пути они не разговаривали. Себастьян только кивнул, что да, об условиях они поговорят позднее. Тропиться было совершенно некуда и граф собирался проявить понимание к положению бывшего узника. В конце концов это было благородно, а благородным аристократом следовало хотя бы иногда поступать в соответствии со статусом. Поэтому сейчас Себастьян отсутствующим взглядом скользил по проносящемуся мимо ночному Лондону, предоставляя Максимилиана самому себе.
Собственный особняк с некоторых пор вызывал у графа двойственное чувство. С одной стороны, сад, на его взгляд, был слишком мрачноват и запущен, с другой - именно это и делало его другим, отличным от того, что был раньше. Увы, кроме сада это ни на что не распространялось.
Свет в окнах был странным и неровным, как если бы во всем доме не было проведено электричество. Себастьян чуть нахмурился и буквально заставил себя замедлить шаг, не переходя на бег, хоть и очень хотелось.
- Соблюдение приличий после всего, что Вам довелось пережить, делает Вам честь, - в голосе графа слышалась насмешка, когда он искоса взглянул на Рельмо. - Поэтому, я думаю, мы будем их придерживаться и дальше. В Вашей комнате в верхнем ящике стола найдутся все документы, которые удовлетворят Ваше любопытство по поводу приличий. Думаю, именно тогда мы и сможем поговорить, как подобает двум приличным джентльменам.
Извлеченная из кармана мышка вызвала удивленно приподнятые брови и краткую остановку в целенаправленном движении Себастьяна. Он с интересом склонил голову набок, разглядывая спутницу Максимилиана и едва слышно хмыкнул, подавляя недостойный порыв захихикать.
- Счастлив познакомиться с столь очаровательной особой, - граф изобразил что то вроде поклона. - Думаю, миссис Марпл, как дама приличная и во всех отношениях благообразная, будет достойной компаньонкой Его Преосвященству, ибо тот в моем приземленном обществе уже начал скучать.
Настроение Себастьяна поднялось на пару отметок выше, но тут же вернулось к исходному состоянию, как только они вошли в дом.
- Добро пожаловать домой, сэр, - чопорно поклонился высокий сухопарый старик в ливрее дворецкого с той четкой границей почтительности, что отличает слуг старой закалки.
- В чем дело, Том? - излишне раздраженно спросил Себастьян, нетерпеливо похлопывая снятыми перчатками по раскрытой ладони. - Почему не горит свет?
Свет, вообще то, горел. Горели несколько инкрустированных серебром канделябров, которые уже пятнадцать лет, как и их собратья, обретались в этом доме исключительно как интерьерный изыск. Пламя горящих свечей сияющими во мраке звездами отражалось в зеркалах, которыми был уставлен холл, что было, бесспорно, красиво, но как то… излишне потусторонне что ли…
- Прошу прощенья, сэр, короткое замыкание, - склонил голову Том, беря на себя вину и за замыкание, и за недовольство графа и за все остальное. - Уже должны были починить.
- Так проследи, чтоб починили! - голос Себастьяна звенел, ударяясь о зеркала и возвращаясь обратно словно искаженным. Граф закрыл глаза и медленно выдохнул. - Стой. Это подождет.
Том еще раз невозмутимо поклонился. Он служил в этом доме еще отцу Себастьяна и чем то выбить его из колеи было сложно. И уж тем более, на него никак не действовало самодурство молодого графа.
Себастьян чуть повернулся к своему гостю, глядя, впрочем, не на него, а куда то чуть вниз и в сторону, за его спину. Голова его была склонена, а глаза прикрыты, как если бы он собирался с мыслями.
- Прошу прощенья за эту ситуацию. Полагаю, Вам уже успел осточертеть «живой» свет и Вы наверняка замерзли. Мой дом в Вашем распоряжении. После всех процедур, которые Вы сочтете необходимыми, надеюсь, Вы присоединитесь ко мне за ужином. Том, - граф обернулся к дворецкому. - Проводи моего гостя в его комнату и предоставь все, что он попросит.
- Да, сэр. Куда прикажете подать ужин? В столовую?
- Нет. В малую гостиную будет в самый раз. Чуть позже
- Да, сэр.
Себастьян чуть поклонился своему гостю и стремительно взбежал по лестнице к себе. Со стороны могло показаться, что он от чего то убегает, что, в принципе, не было неверно.
Том пару секунд посмотрел графу вслед и его выцветшие старые глаза под морщинистыми веками, словно бы состарились еще больше. Впрочем, длилось это всего мгновение и в неровном свете канделябров могло и показаться.
- Добро пожаловать, сэр, - невозмутимо поклонился он гостю. - Прошу, следуйте за мной.
С необычной для его возраста легкостью, дворецкий поднял тяжелый канделябр и стал чинно и медленно подниматься по лестнице на второй этаж, в гостевые покои, состоящие из двух смежных комнат - спальни и некого подобия гостиной. Просторные и днем наверняка светлые благодаря большим окнам, сейчас комнаты тонули во тьме. Впрочем, тьме оставалось недолго, потому что сначала вошел Том с канделябром, а потом, как по волшебству, включились и электрические лампы.
- Прошу, располагайтесь, сэр. Я пришлю служанку со всем необходимым. Его Сиятельство будет ждать Вас в малой гостиной через час.
Дворецкий поклонился и выпрямился, ожидая пожеланий гостя.

Когда по прошествии часа, Себастьян вошел в малую гостиную, где уже был накрыт стол на две персоны, он был уже спокоен и беззаботен. Епископ притащился следом за своим человеком, но прогонять его графу было лень да и незачем, пока кот не лез на стол - а он был достаточно умен, чтоб не лезть, а подлизываться заранее. Себастьян вяло отпихивал трущегося о ноги кошака, но не слишком усердствовал.
Малая гостиная с давних пор была для Себастьяна любимым местом в доме. Когда были живы родители, эта комната в Лондонском доме была островком спокойствия - гостей предпочитали принимать в большой гостиной, обедать и ужинать - в столовой, внимания сравнительно небольшой комнате уделялось немного и Себастьян часами мог сидеть здесь, играть, смотреть на зеленый лабиринт, видный из окна, читать книжки и мечтать о путешествиях. Здесь было сравнительно мало зеркал и на стене не было портрета семьи Лайтонов. Здесь Себастьян по прежнему чувствовал себя свободно и спокойно.
Граф подошел к окну, касаясь пальцами стекла и глядя на заросший и голый лабиринт, дожидаясь, пока его гость войдет и представиться. Себастьяна надеялся, что ему понравится новое имя. Епископ снова потерся о ноги графа и тот чуть улыбнулся. Коту вот имя явно нравилось.

[Лорел Этьен]

Удивиться стоило с самого начала. Заметить странную перемену настроения человека шедшего рядом. Да, стоило. Но Макс в это время был слишком занят попыткой не рассмеяться в ответ на «приличных джентльменов». Куда уж приличней, один- завсегдатай скандальной хроники, а ныне еще и преступник, другой… выходит, тоже преступник Он даже попытался вспомнить, когда его так называли «приличным» в последний раз. Не получилось.
Кроме того незнакомец озадачил его неким Преосвященством, с которым предстояло наладить отношения миссис Марпл. Занятно.
«Этот.. кхм, джентльмен коллекционирует у себя беглецов, что ли?» Макс одарил насмешливым взглядом сперва спутника, а за тем и парк перед домом. « Судя по саду – в гастрономических целях.» - Рельмо едва заметно улыбнулся своим мыслям.

Дальше не замечать странностей хозяина дома, впрочем, как и самого дома возможности уже не осталось. Единственным незыблемым столпом реальности был невозмутимый дворецкий. И Максимилиан был ему за это весьма признателен. Можно ставить под сомнение качество многого из того, что произведено с старушке Англии, но только не ее дворецких.
Многократно отраженный во множестве зеркал пляшущий свет делал пространство вокруг зыбким и каким-то ирреальным. Мистер Льюису Кэрролл был бы в восторге от таких декораций. Впрочем и сам хозяин вписывался в антураж идеально. Светлые волосы, невысокий рост, тонкие черты лица, неприсущая сильному полу хрупкость, вне всяких сомнений стоящий перед экс-смотрителем мужчина должен был бы принадлежать волшебному зазеркалью, а не этой грешной земле, если бы не одно «но». Неуместное раздражение, немало удивившее Макса. Ну, подумаешь, электричество вырубилось, эка проблема. В большинстве районов Лондона оно вообще еще не проведено, и ничего живут там люди и нелюди припеваючи. Стоявший с отсутствующим видом Рельмо украдкой взглянул на блондина. Тот выгладил непозволительно молодо для человека проникшего в Тауэр и не менее непозволительно капризно, все для того же. Избалованный подросток. Как же хотелось отвесить ему подзатыльник. Нет, там в камере, в бликах керосиновой лампы кутался совершенно иной человек.
- Не стоит беспокойства. Я не боюсь темноты. – не сдержал легкой усмешки Максимилиан. Но вслед за этом чуть склонил голову, намечая несостоявшийся поклон. – Благодарю. Я ценю вашу заботу.
Максимилиан проследил взглядом за бегством хозяина дома. Странный он был. Словно, от приведений спасался. Может, своего отражения в зеркале испугался? А, что, вполне себе призрак: отраженный в стекле свет уравнивал в цвете кожу и волосы, делая их обладателя эфемерным.

Рельмо послушно последовал за дворецким. Свет зажегся как по волшебству стоило ему переступить порог своих апартаментов.
- Похоже, теперь все в порядке.- улыбнулся он старику и оглядел комнату. Точнее комнаты. Из просторного салона в приоткрытой двери была видна спальня, совмещающая в себе еще и функции кабинета.
- Спасибо. Я буду весьма признателен, если через час за мной зайдет кто-нибудь и поможет найти малую гостиную. Боюсь, что в противном случае, Его Сиятельству придется ждать меня гораздо дольше. – « значит Его Сиятельство… граф. Все интересней и интересней.» - А пока, попросите служанку приготовить для меня ванну.
- Слушаюсь, сэр.- сдержано кивнул дворецкий.
- Еще раз благодарю . Не смею вас больше задерживать, Том.

Когда за дворецким закрылась дверь, Макс зажмурился довольно потянувшись и предался мечтам о служанке. Надежда на то, что она окажется достаточно молодой и привлекательной, как известно, умирает предпоследней. А уже за ней – последним надеющийся.
Но на этот раз все едва не оказалось с точностью до наоборот. Служанка оказалась женщиной уже не первой и даже не второй свежести и чуть не умерла сама, увидев бегающую по плечу Макса миссис Марпл. Новоявленному преступнику пришлось подхватить поднос на котором женщина несла инструменты для стрижки на полпути к полу. Несчастная оказалась слишком впечатлительной и едва не выронила поднос. Рельмо не громко рассмеялся опережая извинения дамы.
- Прошу прощения, мэм, мне следовало отправить ее погулять до вашего прихода.- тон Максимилиана был извиняющимся, но вместе с тем насмешливым.
Но женщина, видимо была крепким орешком и смущаться или рассыпаться в извинениях не собиралась.
- Простите, сэр. - сдержано сказала она. – Ваша ванна готова.
Рельмо кивнул.
« Держу пори, она думает, что же еще успело на мне завестись кроме мышей» - хохотнул про себя Макс.
- Запомните на будущее эту мышь в лицо. В моей комнате разрешается жить ей и только ей. – небрежно бросил Рельмо удаляясь в ванну.


Когда через 40 минут бывший смотритель рассматривал некоего молодого человека в большом зеркале, ему пришлось признать, что Максимилиан Рельмо действительно умер этой ночью. И если не от приступа удушья, как пророчил незнакомый парень, то в этой ванной комнате – точно. Смотревший на Рельмо из зеркала мужчина был несколько худее прежнего Макса, однако все так же сохранял прекрасную форму, черные волосы коротко острижены, а лицо гладко выбрито, не осталось и намека на прежнюю эспаньолку. Благодаря этому выглядеть он стал на пару лет младше и…да, узнать в нем прежнего Рельмо было тяжело.

В дверь деликатно постучали ровно через 60 минут. Потрясающая пунктуальность. Служанка к этому времени уже покинула комнату прихватив с собой остатки одежды заключенного, пообещав избавиться от них, а сам экс-узник отложил в сторону бумаги со своей новой биографией и делами. Кем бы ни был граф, но вкусы Макса он явно изучил хорошо… купчие на корабли, хы.

Том открыл перед молодым человеком дверь малой гостиной и пропустил его вперед:
- Прошу вас, сэр.- дворецкий чинно удалился.
А взору гостя представилась идиллическая картина: граф у окна поглощенный созерцанием ночного парка и любимец у его ног.
Нехорошее подозрение, относительно дальнейшей судьбы миссис Марпл закралось в душу экс-смотрителя. Но как ни странно, лишь развеселило его.
- Леонард Дис, к вашим услугам, сэр.- поклонился вошедший. Он впервые пробовал на вкус новое имя, катал его на языке, пытаясь привыкнуть к его звучанию, напоминая себе «Теперь это я».
Макс нарочно использовал безличное «сэр», намекая собеседнику, дескать поиграли в загадочность и будет.
- Вам будет угодно поиграть в «приличных джентльменов» еще немного или же приступим к делу? – улыбнулся Рельмо, или теперь уже Дис.

[Лорел Этьен]

Дис.
Это имя, резкое и хлесткое, как щелчок бича или вонзившийся в дерево кинжал, пущенный умелой рукой, прочно осталось в памяти Себастьяна еще с того времени, когда он впервые прочитал «Божественную комедию». Было ему в ту пору около шестнадцати лет и сие гениальное произведение произвело на юного графа неизгладимое впечатление. Очень неприятное. Все. Целиком. И рай, и ад, и чистилище это серое. Дантэ Алигьери действительно был гением - страдающим гением, от каждого слова которого тянуло мучительной агонией и удушающим запахом… смерти. Собственно, какие еще мысли могла вызвать поэма о посмертии?
Себастьян прочитал эту книгу всего один раз и больше никогда не брал ее в руки, но имя - или скорее название города - запомнил прочно. И когда ему понадобилась вторая личность, человек, который будет заниматься делами, вредящему статусу графа Лестершира, он назвал его Леонардом - демоном, который устраивает шабаши и дал фамилию Дис. Нет, Себастьян ни в коей мере не считал себя исчадьем ада, однако подобное сочетание имени и цели показалось ему забавным.
Поэтому услышав это имя у себя за спиной, граф чуть вздрогнул, оборачиваясь и глядя чуть растерянно, словно его разбудили среди ночи и заставляют отвечать на какие то вопросы, что то объяснять. Человек, вошедший в гостиную был Себастьяну не знаком. Ах да, он же представился…
Растерянность сбежала с лица графа дождевой водой, меняя его выражение до неузнаваемости - только что были огромные, удивленно распахнутые глаза с вздрагивающими пушистыми ресницами и приоткрытый, по-девичьи приоткрытый рот, а теперь…
Себастьян плавно шагнул вперед, чуть улыбаясь - так, бывало, улыбался Кевин, когда видел перед собой, скажем, картинку легкого в разрезе, улыбка его была восхищенной, а глаза буквально вопили: «Ах вот как! Вот оно что! Теперь я понял, теперь - не уйдешь!». Кто или что «не уйдешь» было неясно, но Кевин всегда относился к новым знаниям с азартом охотника, иногда стремительно гоняясь за ними, а иногда сидя в засаде или беря измором. Сейчас граф смотрел так же пристально, как Кевин на то же легкое, разве чуть менее хищно - Себастьян в отличии от старших братьев заядлым охотником никогда не был, как за дичью, так и за знаниями и энтузиазма не разделял, однако сейчас он почти был готов понять их.
Граф подошел почти вплотную, немало не смущаясь да и вообще не обременяя себя воспоминаниями о приличиях, о которых недавно посмеивался с этим же человеком. Впрочем, нет. Не с этим. У того человека было другое лицо и другое имя. Он был… мертвец. Тот самый, что лежит сейчас в одиночной камере в Тауэре и не дышит, как и положено любому уважающему себя мертвецу.
Себастьян смотрел на… хм… мистера Диса, и взгляд получался каким то излишне долгим и пристальным, а пауза - неудобно затянувшейся. Дис. Леонард Дис. Конечно, никто и никогда не называл графа Лестершира так в лицо, никто, вообще то, никогда и не видел лица мистера Диса, но это ничего не меняло. Себастьян склонил голову набок глядя на темноволосого молодого мужчину и думая, что это все очень похоже на то, что мистеру Дису пришили его, Себастьяна, руку или ногу. Имя - оно ведь как часть тело. А иногда и больше, чем все тело вместе взятое.
Взгляд оборвался резко, словно ниточку соединявшую стоящих напротив друг друга людей вдруг резко кто-то обрубил. Граф отступил на положенные приличиями полтора шага и вернул поклон гостю, как словно бы ничего не случилось.
- Приятно познакомиться, мистер Дис. Мое имя… - он чуть улыбнулся и плавно из его позы, вытянутой официальными приличиями и прочей чепухой, ушло напряжение. Себастьян сделал полшага в сторону, рассеянно откидывая назад упавшие на лицо пряди волос. Весело звякнула красная сережка. - Себастьян Лайтон. Граф Лестершир, если Вам угодно.
Представляться и титулом почему то не хотелось, но рано или поздно все же пришлось бы. Да и откуда, вообще то свежепоименованному мистеру Леонарду Дису знать и помнить о том, что намертво связано с именем «граф Лестершир» у всего старшего поколения лондонской аристократии.
- Рад приветствовать Вас в своем доме, - Себастьян кивнул на накрытый стол. - Присядем? Вы голодны?
Вряд ли под «делом» Максимилиан… то есть Леонард… Имя, наскоро приметанное к новому человеку гнулось, выворачивалось и норовило отпасть. Новому обладателю оно тоже вряд ли было по душе да и фамилия «Рельмо» шла ему куда больше. Но Макс Рельмо умер. Умер. Помянем его, господа, а вам обоим - и имени и обладателю - придется смирится… Так вот, вряд ли под «делом» Леонард имел ввиду ужин, но так как он не уточнял… У него еще была возможность уточнить, но ее отнял Епископ, подумавший, что про него забыли или решивший проявить вежливость и поприветствовать гостя. Кот - бесшумная серая тень с горящими плошками глаз - подкрался незаметно и со спины, повиснув на штанине мужчины, не выпуская, однако, когтей полностью. Так, для проформы.
- Познакомьтесь, - флегматично заметил Себастьян, садясь за стол и сам разливая по бокалам вино. Слуги, в том числе и Том, были неуместны за ужином сегодня. - Его Преосвященство, Епископ… епископ чего я не знаю, Его Преосвященство не признается. Епископ, это наш гость, не виси у него на ноге, будь добр.
Кот словно бы понял, последний раз взглянул на гостя громадными глазищами и ушел под стол. Что он там собрался делать, Себастьян не имел ни малейшего понятия.
- Садитесь, мистер Дис. Сегодня обойдемся без помощи слуг. Надеюсь, все в порядке? Вы хорошо устроились?

[Лорел Этьен]

Максимилиан Рельмо в своем арсенале имел очень узкий спектр добродетелей. Да, и те были удобно приспособлены под нужды экс-смотрителя. К примеру, Рельмо почти никогда не лгал. Не говорил правду, да, насиловал эту самую правду, выворачивая ее так, как выгодно для него – да, но к лжи не прибегал. Зачем? Ведь, правда, куда более опасное средство в руках сильного. Или вот еще, Макс не скрывал своих чувств и эмоций. Не то, что бы он не умел… Но, не хотел. Так, забавней. Особенно в застегнутой на все пуговице старушке Англии. М-да, «старушка»… старая дева, вот она кто.
Да, Макс был выдающимся паяцом, но никудышним актером. Впрочем, Максимилиан Рельмо, ведь умер, так? Мир его праху. И да, здравствует Леонард Диз.
Похоронив Рельмо граф в некотором роде обезопасил себя. По тому, что назвавшийся Леонардом Дисом был удивлен не меньше хозяина дома. Поведению этого самого хозяина. По тому что перед ним был вовсе не тот человек, что два часа назад разговаривал с мертвецом в камере и даже не тот избалованный аристократ, который срывал раздражение на дворецком, и… черт побери, десять секунд назад он был другим! Нет, положительно, у этого парня было множество лиц, слишком быстро меняющих друг друга.
Будь сейчас на месте Диза Макс, он бы ни сколько не смущаясь ткнул стоящего слишком близко парня пальцем. В лоб или плечо, не важно. Главное, убедиться, что он – настоящий. И ведет он себя и выглядит… Сперва эффект «фарфоровой куклы» Рельмо списал на игру свечей, но теперь видел, что освещение тут не при чем. Мужчина действительно напоминал ожившую статуэтку тончайшей работы.
Черноволосый мужчина стоял склонив голову набок и точно так же, призрев приличия рассматривал графа.
« Какая цаца» - вынес он наконец вердикт. Мысль принадлежала Максимилиану. А мистер Дис… ну, что ж, либо ему придется смириться с тем, что он - всего лишь ширма для Максимилиана Рельмо, который как оказалось умирать не собирался, либо катиться к чертям.
Хорошо, что пауза затянулась. Этого времени оказалось достаточно для того, что бы прийти к полному взаимопониманию с мистером Дисом. Новое имя, было всего лишь костюмом, пришедшимся как раз впору, но надетым поверх старой, заношенной до дыр, но все де любимой рубахи. Он надежно скрывал ее от посторонних глаз, но рубаха, она как известно все же ближе к телу.
- Рад встречи, мистер Лайтон. – ответил Леонард, пока Макс пытался вспомнить, от чего эта фамилия кажется ему знакомой и где, а главное, что именно он слышал о графе Лестршире. А ведь, что-то точно слышал. Но память дополнительных услуг сегодня явно не оказывала.
- Я крайне признателен вам за приглашение. – не меняя вежливого тона ответил гость. – И от ужина, разумеется не откажусь. Последняя трапеза приговоренного была уже давно, а новорожденного и вовсе еще не кормили. – Макс улыбнулся и шагнул вслед за Себастьяном к столу. Но у хозяина этого жома были иные планы на сей счет. Речь идет о настоящем хозяине, а не самонадеянном графе, которому позволялось временами хозяйничать здесь.
Рельмо повернулся недоуменно взглянув на вцепившегося в штанину зверя.
- Простите, Ваше Преосвященство, я не поприветствовал вас.- новоявленный Леонард склонился в поклоне, куда более глубоком и почтительном, чем тот, что минутой раньше был адресован графу Лстерширу.
То ли послушавшись хозяина, то ли приняв извинения Диса, то ли по собственной только Его Котейшеству известной воле, но Епископ все-таки изволил отпустить Макса.
- Вот и хорошо. А то я боялся, что Его Преосвященство потребует выполнения всех формальностей, а целовать его пушистую лапу, тем более без положенного по статусу перстня я не имел ни малейшего желания.- хмыкнул Рельмо, садясь за стол. – Ваше Преосвященство, возрадуйтесь, ваша паства сегодня пополнилась новой прихожанкой. Она несомненно придется вам по вкусу.
Вино в бокалах выглядело слишком заманчиво. Как, впрочем, и ароматы витающие над столом. О том, что делал с Максом вид мяса и говорить не приходилось. Это бы даже не предмет страсти, а настоящего вожделения. Если Лайтон хотел потянуть время, то тактика была выбрана верно.
- Благодарю вас, мистер Лайтон. Все замечательно. – Леонард выглядел слегка растерянным. – Мне не терпится узнать, чем я обязан столько теплому приему. – Макс откинулся на спинку и на секунду почувствовал себя в своем кабинете в Ярде. Да, и на человека напротив смотрел он так же как смотрел там. С профессиональным интересом, что ли. - Для столь роскошного сыра, который предложили мне вы, должна быть не менее выдающаяся мышеловка.

[Лорел Этьен]

Когда Себастьян впервые вместе с теткой и Лораном был в Испании, ему довелось увидеть фламенко. Круг из людей, пронзительное рыдание гитары и танцоры - мужчина и женщина - кружащиеся вокруг друг друга под перестук каблуков, хлопанье ладоней и звонкие, острыми иглами врывающимися в мелодию прищелкивание пальцев. На плечах женщины была шаль, делающая ее похожей на диковинную птицу, то распахивающую, то складывающую крылья. Она и ее партнер двигались грациозно и ярко, взлетали цветастые юбки и сильные руки, выбивающие ритм. В танце было столько смысла, столько страсти, что Себастьян только потом понял, что за весь танец, партнеры ни разу не прикоснулись друг к другу, если не считать за прикосновение случайный мазок края шали.
Фламенко нравилось Себастьяну. Помнится тогда, размышляя об этом танце, он пришел к выводу, что если бы танцоры коснулись друг друга хоть кончиками пальцев, разговору, состоящему от приближения и ускользания от истины, пришел бы конец. Прикосновение означало бы завершенность, вопрос «в лоб«, после которого вновь войти в ритм танца было бы столь сложно, что почти невозможно. Прямой вопрос подразумевает такой же прямой ответ, а если танец будет состоять только из шагов вперед и назад, то танца не получится.
Мистер Дис походил на байлаора, но все же к фламенко он был не приспособлен. Слишком уж любил вопросы «в лоб». Себастьян негромко рассмеялся, отпуская воображение на волю и представляя Леонарда, опускающимся на колено и целующим пушистую лапу Епископа, и делая вид, что намек мужчины был не услышан. Действительно, прекрасный ужин, красное, как кровь вино, привезенное из солнечной Италии - почему то французские вина графу не нравились. Возможно, это объяснялось тем, что за время своей учебы в Сорбонне он превысил их дозировку.
- А Вы… - Себастьян молчал не меньше пяти минут, а когда заговорил, губы его сложились в улыбку Кевина. Это, обычно, не предвещало ничего хорошего, хотя улыбка и была обаятельной. Даже чрезмерно. - А Вы, значит, считаете себя мышкой, мистер Дис? Что ж, это по крайней мере объясняет поведение Епископа. Он, очевидно, разделяет Ваше мнение.
Острый вопрос подразумевает острый ответ. Себастьян отложил вилку и не по этикету опершись правым локтем о стол, поднял бокал, глядя на Леонарда через его стенку.
- А Вы не допускаете, что у меня, скажем… - граф перенес вес тела на упирающийся в столешницу локоть, светловолосая голова то ли задумчиво, то ли устало, склонилась к плечу. - Как же это?.. Сплин? Меня ничто не радует, не интересует и не беспокоит. Скучно мне. А тут Вы. Логично?
Себастьян резко сел прямо, пальцы выпустили бокал, а ладони - обе узкие ладони со слишком тонкими и холеными пальцами - легли на столешницу. Выражение лица изменилось тоже резко. Словно байлаор хлопнул в ладоши и место саркастичного и колючего графа занял какой то другой человек. Тоже граф, но…
- Вы, очевидно, предпочитаете сразу отдавать все долги, мистер Дис? - Себастьян смотрел прямо. Слишком. Смотреть настолько прямо считается неприличным. - Вас так грызет быть в должниках? Скажите, если представить, что долги отдавать не надо - чего Вы сами хотите?

[Лорел Этьен]

Именно так смотрит авантюрист чучело какого-нибудь мифического существа. Заинтересованно, неверяще, отдавая должное мастерству создателя и думая какую бы выгоду с этого поиметь. Точно так же смотрел сейчас Макс на человека напротив.
Вальяжно откинувшись назад он отдал должное вину, одобрительно кивнул и…
«Мышь?»
Леонард Дис негромко рассмеялся.
- А похож? – поза мужчины стала еще расслабленней и небрежней.- Возможно Его Преосвященство принял меня за мистера Марпл. Кажется, из-за меня пострадала репутация очередной дамы.- В недавнем прошлом Максимилиан Рельмо пил слишком много и слишком часто, пьянея при этом крайне тяжело, для того что бы пара глотков легкого вина ударили ему в голову. Он просто был весел без всяких вспомогательных средств в виде алкогольных напитков. – Знаете, слоны бояться мышей, они заставляют умирать от голода целые страны уничтожая скудные урожаи, сеют смерть, лишают мобильности целые армии, портя телеграфные провода, не позволяя осуществлять связь, и совершают великое множество иных пакостей, больших и маленьких. Пожалуй, они – самая успешная и многочисленная террористическая структура в мире. – Дис внимательно следил за собеседником ловя изменения в выражении его лица, глаз, позе… Лица снова сменяли друг друга. И, впрямь, мифическое существо. – Увы, об их успехах я могу только мечтать. – в голосе Максимилиана мелькнуло мнимое покаяние и исчезло, растворилось на дне смеющихся синих глаз.
« Высокомерная цаца» - уточнил вердикт Рельмо.
Разговор с графом Лестерширом походил на игру в покер. Карты еще не сданы до конца, но игроки уже всеми силами стараются скрыть свои, еще не зная, будит ли с них прок. Оба игрока предпочитали придерживаться принципа « посмотри в карты соседа в свои всегда успеешь». Оба блефовали. А азарт, сперва незаметно, а теперь уже настойчиво и упрямо вступал в свои права. Где вы прячете козыря, мистер Лайтон? Вы, ведь, не банальный шулер, скорее вы – фокусник. Ну, так удивите, достаньте из рукава белого кролика вместо козырного туза.
Черная бровь поползла вверх, а вслед за ей изменилась и поза мистера Диса. Теперь он опирался локтями о стол, устроив подбородок на сцепленных в замок руках. Приличия остались где-то в стороне. Ответом на долгий взгляд Себастьяна был не менее долгий и пристальный взгляд Макса.
- Очевидно, ваш доктор прописал вам от хандры принимать заключенных. Два раза в день, утром и вечером. – сухой смешок. Дис опустил правую руку на стол лаконичным движением отодвинув в сторону бокал, мешающий обзору собеседника.
- Какие долги, мистер Лайтон, о чем вы? – Леонард казался искренне удивленным.- Кстсти, а где человек навещавший меня в Тауэре? Я хотел бы говорить с ним. – тон Рельмо стал отстраненно-небрежным. – Мы с ним уже обсуждали этот вопрос и решили, что никаких взаимных обязательств у нас нет.

[Лорел Этьен]

Это был он. Себастьян сомневался, когда собирал досье, сомневался, когда шантажировал мистера Смита, сомневался, когда шел по щербатой лестнице вниз, в подземелье Тауэра, навстречу к железной двери и человеку, за ней скрывающемуся. Он сомневался и когда вез этого человека в своей дом, чтобы дать ему имя - свое имя, что значило в каком то смысле срасти с ним, породнится. Тень сомнения сопутствовала графу все это время, но исчезла именно сейчас. Это действительно был он - тот самый человек, который был необходим. Необходим ему и… и не только ему.
Граф поднял свой бокал. На тонком хрустале играли рубиновые блики, отраженные в вине. Бокал был почти полон, Себастьян сделал не больше двух глотков - вино не шло в горло. Уже долгое время алкоголь вызывал слишком стойкие и конкретные ассоциации, от которых и при свете дня делалось не по себе, а ночью и подавно.
- А Вы именно такой, каким я надеялся Вас увидеть, мистер Рельмо, - медленно проговорил, не глядя на мужчину напротив, Себастьян. Он смотрел куда на свои пальцы, сжимающие ножку бокала и светлые волосы, упавшие на глаза, скрывали их выражение от собеседника. Граф коротко рассмеялся и покачал головой. - Простите, мистер Дис, не знаю, что на меня нашло. В том и беда всех мертвецов, которые были к нам слишком близко - они никогда не оставляют нас навсегда.
Себастьян помолчал. Обычно паузы в его речи случались реже и были не такими продолжительными, но сегодня все было иначе. Человек напротив был иным. Слишком… проницательным.
- Он будет польщен Вашим доверием, - когда Себастьян посмотрел на Леонарда, он улыбался. Улыбались его губы, насмешливо сверкали глаза, жесты, обретшие небрежную легкость, как при непринужденной беседе, словно только подчеркивали, что эти слова всего лишь ответ на шутку собеседника. Но ведь мистер Дис такой догадливый… Вот пусть и догадается, как дело обстоит на самом деле. - Но Вы увидитесь с ним позже, не сейчас. Сейчас здесь и без него тесно, Вы так не думаете, мистер Дис?..
Граф рассеянно взял нож, покрутил его в пальцах, тоже самое проделал с вилкой и задумчиво уставился на отбивную, словно размышляя, что это такое и как оно попало на его тарелку. Затем осторожно отрезал кусочек, так же осторожно положил его в рот, прожевал… Со стороны это было похоже на медитацию - Себастьян, казалось, забыл о своем госте и на тридцать секунд полностью исчез из реального мира, погрузившись куда-то очень глубоко в себя.
- Кстати, о нем, - граф вынырнул из глубин своего «я» и вновь сосредоточил свое внимание на собеседнике. Процентов на шестьдесят пять, это мистер Дис, используя опыт прошлой жизни, должен был уметь определять. Положение обязывало. - Раз уж зашел разговор о мертвецах… ни к ночи, конечно, но уже поздно… Так вот. Раз уж зашел о них разговор, то этот наш с Вами знакомый тоже что-то вроде… - Себастьян сделал неопределенный жест рукой, который можно было расценивать как угодно. - Когда то давно он должен был покинуть этот мир навсегда, как писали газеты, в страшном огне, разгоревшемся по небрежности служанки. Но он забыл об огне и тот, видимо решив, что тот, кто о нем не помнит, недостоин столь возвышенной смерти, оставил его в покое… - граф покачал бокал с вином за тонкую ножку, сделал маленький глоток и снова задумчиво взглянул на отбивную, решая не будет ли вкуснее, если ее этим вином и полить. - А у нашего с Вами знакомого стало что то с памятью… - Себастьян вдруг посмотрел на собеседника резко и прямо, как тогда, в камере и в зрачках его отразились дула взводимых револьверов. - Он помнит пожар и с чего он начался. Только вот, он не помнит, что дело было в служанке.
Граф откинулся на спинку стула и досадливо потер висок, отозвавшийся тупой болью. Отодвинул тарелку.
- Но сравнить мои воспоминания не с чем, - добавил Себастьян тоном ниже и как то устало. - Скотленд-Ярд закрыл дело быстро и суетливо, все данные были засекречены и спрятаны в архив, куда я уже вот пять лет без малого не могу попасть. Поэтому… - он сделал короткую паузу, собираясь с мыслями. - Поэтому я бы хотел, чтоб Вы подумали над этой ситуацией. Я Вас не тороплю, мистер Дис, Вы мой гость. Когда размышления Ваши принесут какие то плоды, дайте мне знать и мы поговорим гораздо конкретнее. Хорошо?

[Лорел Этьен]

Маленький Макс рос здоровым и крепким ребенком. Как и любой озорник не способный усидеть на месте хоть сколько-нибудь долго, он всегда радовал родителей отменным аппетитом. Не утратил он этого и с возрастом. И, пусть в силу специфики работы Рельмо, иногда о такой мелочи как еда. Он просто забывал, однако же, если аппетит был, то испортить его не могло ни что. Или почти ни что. Есть Максимилиан не мог только в одном случае: в присутствии мертвецов. И дело было даже не в брезгливости или, напротив, уважении к усопшим, нет. Да, и не важно, в чем оно было. Просто ему кусок в горло не лез. Вот как сейчас.
Тяжело было понять, когда граф Лестершир производил более странное впечатление, тогда во тьме подземелий Тауэра, без лица, окруженный пляской бликов, лишь сгущавших тьму вокруг, когда он казался визитером из преисподни, или сейчас в ровном свете электрических ламп, с меняющими друг друга лицами, и не понятно здесь ли граф или нет его вовсе.
Замечание Себастьяна заставило отвлечься Диса от дегустации вина и угадывания его букета. Впрочем, Максимилиан не был уверен, что мистер Лайтон обращался к нему.
- Вы правы, старые призраки, действительно, всегда кружат где-то неподалеку.- Рельмо улыбнулся. – Впрочем, я удивительно живуч. Оказывается, иногда это даже доставляет неудобства.
От следующих слов Себастьяна, Диса едва не передернуло.
« У этого парня тараканы в голове. Там, действительно, кому угодно тесно от них станет.»
Леонард молчал.
Макс неотрывно смотрел на Лайтона. На то как он сосредоточенно терзает несчастный бифштекс. Взгляд следовало отвести или хотя бы сделать его не таким буравящим. Леонард Дис отдавал себе отчет в том, что происходящее сейчас с графом Лестерширом не предназначается для его глаз. Оно вообще, для чужих глаз не предназначено. Но Макс Рельмо всегда был любопытен и не мог отказать себе в удовольствии взглянуть на запретное.
А потом Себастьян заговорил снова. Взгляд Леонарда путешествовал между алой жидкостью в бокале, хрустальными светильниками и Епископом выбравшимся из-под стола и пытающимся забраться на подоконник. А потом снова вернул внимание хозяину дома. Какое-то мгновение Рельмо выглядел удивленным, а потом едва не рассмеялся. Неуместно, цинично, но искренне. Теперь, после рассказа Себастьяна память изволила подсказать, почему имя графов Лестерширов, казалось Леонарду таким знакомым. Вспомнил взволнованного отца, сперва пившего в кабинете всю ночь, а потом спешно куда-то уехавшего, испуганную мать, она-то, впрочем, беспокоилось только за слабое сердце отца. О случившимся тогда судачил, казалось, весь свет. Семейство графа Лестршира погибло в огне. Ах, какая трагедия, какое несчастье! И только Макс ненавидел совершенно незнакомую ему семью, которой почему-то нужно было погибнуть именно тогда, когда он собрался бежать из дома. Не могли они сгореть хотя бы на месяц позже? Тогда он был бы уже далеко и родители успели бы привыкнуть к этому. А так, здоровье отца может и не выдержать двух ударов подряд, наверное, он знал кого-то из погибших. И вот, Рельмо-младший вынужден изменить планы, а корабль на который он мечтал попасть отходит уже через четыре дня. Проклятье!
Леонард сделал несколько глотков вина, скрыв за хрусталем бокала непрошенную улыбку.
Что-то изменилось. То ли по тому что Себастьян снова стал походить на человека из камеры, то ли благодаря детскому воспоминанию, то ли по иной причине, но напряжение спало.
- Всего-то.- Леонард едва заметно улыбнулся. – Что ж, это не трудно. Думаю, я смогу вам помочь. Тем более, - Рельмо неопределенно хмыкнул, - для меня это в некотором роде, тоже, личное дело.
Мистер Дис не стал задавать логичных, но глупых вопросов, которые просто обязан был задать любой уважающий себя коп, из серии « а что же помните вы? И кто, если не служанка, послужил причиной пожара? Как вам удалось спастись?» и прочую ерунду, ответы на которую были сейчас не нужны, не важны и бесполезны. Да, и копом Леонард Дис никогда не был. А Себастьян Лайтон сказал уже все, что хотел и мог сказать.
Макс взглянул на свою тарелку и понял, что голоден. Мясо оказалось отменным.
- Мое почтение вашему повару, мистер Лайтон. –называемый теперь Леонардом Дисом склонил голову на бок. – Скажите, как вы смотрите на то, что документы из Ярда окажутся у вас уже завтра? – неопределенный жест рукой. – Не люблю безделье и скуку.

[Лорел Этьен]

Когда речь заходила о гибели его семьи, Себастьяну всегда было тяжело говорить. Нет, не потому, что воспоминания об утрате все еще терзали его душу - они терзали, всегда терзали, но… иначе, становясь постоянным фоном, который не появлялся при обличении памяти в словесную форму, не усиливался, не уменьшался - вообще никак не менялся. Граф было тяжело говорить о произошедшем тогда, потому что люди, в разговоре с которыми этот вопрос всплывал, даже совершенно неосведомленные о деталях, чувствовали мучительную неловкость и, даже неосознанно, начинали жалеть - его ли или о том, что вообще коснулись этой темы, а теперь, ах, как неудобно! Неважно почему. Себастьяну не претила чужая жалость, его гордость было достаточно приспособленной дамой для того, что это снести, но дорогие люди, которые ушли, оставшись, не заслуживали гнета людского лицемерия, которым эта жалость являлась.
А этот человек… Максимилиан, Леонард - какая разница?.. Этот человек смеялся. Искренне и легко, а Себастьяну было достаточно наблюдательности, чтобы заметить, что смех этот был ответом именно на его скомканный рассказ, а не облегчением от того, что ответная услуга за освобождение не так уж велика, как могла бы быть. Леонард Дис, бывший Максимилиан Рельмо смеялся, а граф чувствовал не гнев, как вообще то, должен был бы хотя бы изобразить для приличия. Он чувствовал облегчение от того, что ему не придется снова изображать страдание и сдавленную благодарность. Видит Бог, если он конечно, есть - ему так отчаянно надоело что-либо изображать… И Себастьян улыбнулся в ответ.
- Вы полны энтузиазма, - заметил он, сначала притягивая, а потом снова отодвигая от себя бокал с почти нетронутым вином. Рассеянно, как то утомленно, откинул назад падающие на лицо волосы. Почему то лезть в глаза они начинали именно тогда, когда граф уставал, словно нарочно, подгадывая этот момент. А Себастьян устал. Иногда ему казалось, что он действительно одержим духами усопших и каждый раз, проходя сквозь него они вытягивают из него силы. Так, должно быть, чувствуют себя шаманы там, куда не добралась еще просвещенная цивилизация - Себастьян верил, что такие места еще остались.
- Хорошо, мистер Дис, - продолжил граф, после паузы, словно очнувшись и поднимая невесть когда опущенные веки. - Завтра - значит завтра. Вам предоставят все, что Вам понадобиться для этого… мероприятия. А теперь, если позволите… - Себастьян поднялся и улыбнулся с легким отголоском смущения. Чуть поклонился. - Доброй ночи. Надеюсь, Вы не заблудитесь в этом доме. Помнится, в детстве я… - он с улыбкой качнул головой и повторил. - Доброй ночи, мистер Дис.
Уже в своей комнате, падая на кровать и закрывая глаза, хотя ему на самом деле совсем не хотелось спать, Себастьян подумал, что, может быть, стоило выправить бывшему узнику Тауэра другие документы и другое имя. Давать ему свое… Было в этом что-то от той псевдомистики, что окружала жизнь графа Лестрешира уже много лет. Магия имен. Нехорошая магия имен. Не любил Себастьян магию, никакую, даже «псевдо». Ничего светлого и радостного она не могла нести по определению… С этой мыслью он заснул.

Проснулся граф резко, от того, что острые зубы впились в ладонь. Себастьян подскочил на кровати, едва не свалился с нее, запутавшись в одеяле, чертыхнулся и посмотрел на висящего на его руке кота. Епископ невозмутимо окинул графа своими жуткими оранжевыми глазами и снисходительно соизволил разжать зубы, не обращая внимания на поток брани, характеризующей его мерзкую кошачью породу. Как ни странно, рука была почти в порядке - по крайней мере в процессе барахтанья на кровати, кошак не успел отгрызть или порвать что-нибудь нужное вроде пальца.
Епископ, не обращая внимания на недовольство Себастьяна, скакнул ему на грудь и… граф закрыл глаза, с минуту не открывал, а потом протянул пострадавшую руку, чтоб почесать кота за ухом. Он был умница. Он снова не дал Себастьяну сгореть.
Простыни под ладонями были сбитые и влажные от пота, волосы, щупальцами спрута прилипли к влажному лбу. Себастьян яростно потер лицо и согнав Епископа с себя, встал с кровати. Нужно было выпить. Просто необходимо было выпить, но верная бутылка оказалась пуста, а больше в комнате не было.
Часы на столике показывали третий час ночи. Негоже графу Лестреширу будить слуг, потому что графу вдруг приснился кошмар и ему приспичило надраться. Поэтому Себастьян и не стал никого будить. Накинул на плечи халат - из черного шелка с алой вышивкой из каких то диковинных тварей, то ли драконов, то ли кошек, то ли еще кого то. Откуда Лоран его привез и почему ему вдруг захотелось подарить его именно своему племяннику, граф не знал. Впрочем дядя отличался очень своеобразной логикой и ответственностью, из соображений которой в свое время научил Себастьяна пить… курить научить не получилось, зато как то привез кальян и набор каких травок, которые граф так и не решился испробовать в деле. Впрочем, в отличии от кальяна, халат Себастьяну нравился несмотря на его пафосность, а может быть, именно поэтому. И он накинул этот чертов необъятный халат, в складках которого просто терялся, взял в охапку Епископа и направился в свой кабинет, в котором наверняка оставалось спиртное.
Освещать всю комнату не хотелось да и незачем было. Себастьян включил торшер, мягко осветивший стол, бутылку, зеркало и фотографию. Небольшой портретный снимок в рамке, где Себастьяну около десяти лет. Они в Лондоне, все улыбаются, хотя Кевин выглядит заметно недовольным, а Колин недовольным незаметно. У Марии самая кокетливая улыбка из всех, которые когда либо видел Себастьян, для такой улыбки одного умения недостаточно, нужен природный талант. Каролина положила младшему брату руку на плечо - граф уже не помнит, почему стоял тогда рядом с ней, а не с матерью. Мать и отец… чуть в стороне. Это странно, но сейчас кажется правильным. Они ведь и сейчас - в стороне. Ушли. А дети остались - один во плоти, а другие… не совсем.
«Я живу за вас» - внезапно подумал Себастьян, переводя взгляд с фотографию на зеркало, где отразилось укутанное тенями бледное лицо. Мужское? Женское? Сколько лет этому лицу? Нет ответа. «Я живу за вас» - снова подумал он. - «Нравится ли вам ваша жизнь?»
Нравится ли тебе, Колин, перстень главы семьи на моем пальце? Отец оставил его у нотариуса, он ЗНАЛ, что умрет. И все равно потащил нас за собой. Не будем говорить о нем плохо, о мертвых либо хорошо, либо ничего. Помолчим.
Нравится ли тебе, Кевин, диплом Сорбонны в моих руках? Это не Оксфорд и это не медицинский, но все равно, что ты на это скажешь?
Нравится ли тебе, Мария то, каким стал твой возлюбленный граф Эдвард? Он женился и рано начал лысеть, с женой обращается с не английским даже, с арктическим равнодушием. Зато бесстыдно пялится на своих партнеров в покер, собственно, наверное для этого в клуб и ездит. В постели он тоже так себе, так что не расстраивайся, Мария, честное слово, он того не стоит. Хорошо, что ты за него не вышла, лучше смерть, чем это… убожество.
Каролина… Молчи Каролина. Я не хочу слушать, что ты можешь мне сказать. Ты же добрая, сестра, верно? Так что помолчи…
Себастьян сделал большой глоток бренди прямо из бутылки и устало оперся головой о спинку кресла.
А лучше все помолчим. За мертвых пьют молча. Даже если мертвые - почти живые.

[Лорел Этьен]

Против ужина в одиночестве Леонард ничего не имел. Еще меньше возражений вызывала у него перспектива самостоятельной прогулки по дому. В его положении это было не просто полезно, но необходимо. Надо же в конце концов знать где живешь и чем это может грозить.
Но как на зло заблудиться в фамильном гнезде Лайтонов не получалось. Мешали свет, простая планировка дома и хорошо развитые навыки ориентации в пространстве. В конце концов Рельмо ничего не оставалось кроме как посетовать на недоразвитость своего топографического кретинизма и вернуться в гостевые апартаменты.
Были, впрочем, и хорошие новости. Оказывается уронить себя на НОРМАЛЬНУЮ кровать чертовски приятно! И отсутствие в ней суетливой миссис Марпл тоже не могло не радовать. Макс вытянулся на постели, закинув руки за голову, наслаждаясь ее мягкостью.
Спать не хотелось. Для этого у него было слишком много времени в Тауэре. Уж там-то, казалось, он выспался на всю оставшуюся жизнь.
Как и следовало ожидать, за мягкостью постели таилось коварство. Леонард не заметил как провалился в сон.
Проснулся Рельмо от осознания того, что он связан. Об этом настойчиво твердили онемевшие руки, пошевелить которыми не было ни малейшей возможности.
«Разумно» - сонно одобрил он действия неизвестных пленителей, но открывать глаза не стал. Пока его не вздумали никуда тащить, смысла в этом не было никакого. А на такой кровати не плохо спиться и связанному. К сожалению, онемевшие руки и глаза по которым больно резал свет настаивали на обратном. Пришлось подчиниться.
Реальность, как обычно, оказалась куда как прозаичней: в ходе путешествий по просторам кровати ( грех на такой спать в одиночку) Макс умудрился высвободить одну руку из рукава френча, в котором так и уснул, не потрудившись раздеться. Но пиджак оказался мстителен и при следующем же повороте Рельмо запутался в нем лишив себя возможности двигаться.
Нужно было вставать, растирать затекшую руку, выключать свет, снимать подлый френч, оставаясь в одной рубашке с расстегнутым воротом, осматривать враз преобразившуюся комнату и понимать, что лучшей возможности для путешествия по дому ему не представится.
Особняк спал погрузившись в тишину и мрак. Впрочем, темнота была странной, свет звезд из больших окон отражался в бесчисленном множестве зеркал. Но и мрак многократно умножался ими, от чего темные провалами зеркал казались то ли бездонными дырами, то ли окнами, но другими, выходящими куда-то… В зазеркалье, наверное. А еще они раздражали. Не дом, а страна оз. И хозяин – волшебник с коллекцией масок-лиц.
В конце концов Максимилиану почти удалось заблудиться. Ориентироваться по зеркалам было отличной идеей, они сбивали с толку хуже пьяного боцмана.
Когда под одной из дверей прорезалась узкая полоска света, означающая наличие неспящей жизни по ту сторону, Рельмо без малейших зазрений совести и церемониальных стуков в дверь, толкнул ее проникая внутрь.
Кабинет. Кабинет, как кабинет, ничего особенного, обставлен со вкусом, в кресле… Себастьян. В тюрьме он выглядел лучше.
- Пить в одиночку дурной тон и к тому же пошлость. - упоминания о том, что Максимилиан даже не думал извиняться за вторжения будут излишни. Экс-смотритель присел на край стола, потянувшись к бутылке:
- Вы позволите? – впрочем, вопрос был скорее данью вежливости, по тому что Рельмо уже взял бутылку из рук графа и приложился к ней из горла. Потом кивнул, видимо в знак одобрения и вернул бутылку ее законному обладателю.

[Лорел Этьен]

На улице наверняка было темно. Этого Себастьян не видел, портьеры на окнах были закрыты - винно-красные портьеры, которые он любил и ненавидел всем сердцем, если конечно органом, который перегонял кровь по телу можно любить или ненавидеть - Кевин, по крайней мере, считал, что нельзя. Винно-красный - любимый отцовский цвет. Он и вино любил, в отличии от своего младшего сына. А вот младший сын не любил. Ни портьеры, ни вино, ни цвет. И вот, он сидит здесь, где почти ничего не изменилось, думает о портьерах и пьет… правда, не вино. А на улице темно. Должно быть.
Звук открываемой двери и тянущее ощущение опасного чужого присутствия заставило светлые ресницы лишь слегка дрогнуть. Веки поднялись медленно, когда Максимилиан… то есть Леонард, конечно, но сейчас - Максимилиан… посетовал на дурное воспитание графа Лестершира и, очевидно, в назидание последнему, самолично взгромоздился на стол.
Себастьян смотрел на Рельмо снизу вверх, откинувшись назад и опершись затылком о спинку кресла. Епископ, вяло дремлющий на его коленях, столь же безучастно как и хозяин поднял голову, сонно смерил нежданного визитера взглядом и снова устроился спать. За окном была темнота. В углах кабинета затаилась темнота. Темнота была в голове Себастьяна - тяжелая, черная, без проблеска, не ночная даже - никакая. Темнота смотрела из синих глаз, со дна черных зрачков, которые смотрели на Максимилиана, смотрели пристально. И не видели. Или не понимали, что видят.
А зеркало источало свет. Торшер стоял так, что свет его отражался в серебристой поверхности, преломлялся и возвращался назад - уже какой то неестественный. Оно источало свет и в этом странном свете купались те, кому по всем законам жанра полагалось бы прятаться по углам, если бы они не имели телесного воплощения. А они имели. Вот прямо здесь. Забралось воплощение в кресло с ногами и бредни хлещет… То есть уже не хлещет.
Время, растянувшееся бумажной, бесформенной гармошкой восстановило привычные очертания. Как мало надо времени - все лишь, чтоб у кого то отобрали бутылку. Правильно говорят - пить вредно. Вредно! Себастьян перекатил голову набок, с легким интересом разглядывая ночного визитера, дождался пока ему вернут бутылку и сделал глоток.
- Зачем Вы пришли? - голос графа был хрипловат, словно ото сна или крика. - Впрочем… - уголок губ Себастьяна дернулся в кривой усмешке, - посиделки в компании мертвецов - в этом что-то есть, мистер Рельмо, не так ли?..
Он сделал еще глоток из бутылки, задумчиво покатал жидкость во рту, не чувствуя вкуса. Он все еще был отвратительно трезв, хотя от бутылки осталось уже меньше половины.
- Там, - Себастьян неопределенно махнул рукой в сторону стоящегося у стены стеллажа, - где то был шотландский виски. Где то в доме был даже ямайский ром, но я не помню где. Вообщем, присоединяйтесь, мистер Рельмо. Помянем усопших - я за Вас, Вы за меня, а?..
Граф негромко рассмеялся и поменял позу, спуская затекшие ноги вниз и ложась грудью на сложенные на столешнице руки. Епископ, наглая морда, в процессе этого даже не соизволил пошевелится, не то чтобы упасть, как ему, собственно, и полагалось. Себастьян бесцеремонно ткнул пальцем в свое отражение в зеркале, поморщился, и сделал глоток бренди, хотя лежа на столе это было и не очень удобно.
Он даже не злился на Рельмо за бесцеремонное вторжение туда, куда он никогда не пускал посторонних. Он вообще не понимал, что чувствует. Может быть, ничего?..

[Лорел Этьен]

Графов Лестерширов для одной ночи было много. Слишком много и слишком разных. И то, что сперва, Макс принял за театр одного актера, теперь при взгляде на Себастьяна, который был где угодно, только не здесь и сейчас, казалось скорее театром теней. А их Рельмо не любил. Слишком зыбки, обманчивы и ненадежны. Так же как и отражения. Например как то, что смотрело сейчас на графа. Максимилиан не сразу заметил небольшое зеркало стоящее на столе. Обычно так ставят фотографии семьи… Опять чертово зазеркалье.
Максимилиан улыбнулся, наблюдая за Его Преосвященством:
- Странный вопрос, граф. Разумеется, что бы составить вам компанию. – простодушно солгал он и, словно бы в подтверждение этих слов, возвращая себе бутылку.
Сделав несколько глотков, надо же, оказалось бренди, при первой пробе, Рельмо даже не разобрал вкуса, Максимилиан с ухмылкой взглянул на Лайтона, возвращая ему бутылку.
- Вы пьяны, граф.- просто констатировал он. – а я еще нет. По этому предлагаю прикончить ваш бренди, а потом приняться за виски, ром или что там еще у вас припрятано.
Встрепенувшийся было от неожиданного шума Епископ, теперь снова успокоился и продолжал с царственным видом созерцать мир с колен своего человека. Впрочем, кот проявлял к незваному гостю больше интереса, нежели человек. Но Макса это волновало меньше всего.
- Знаете, Себастьян, - Рельмо как будто специально выбрал более фамильярное, но за то личное обращение. Он говорил не с графом Лестрширом, а с Себастьяном Лайтоном и только с ним. - я не пью с мертвецами.- заветная бутылка по прежнему была в руках вторженца. И тем более себя к ним не причисляю. Да, и вас тоже. Мертвецы не пьянеют, правда , Епископ? - он отсалютовал коту бутылкой, - За вас, Ваше Преосвященство.- бренди снова отправилось к хозяину дома, вот только Максимилиан , сделал при этом слишком широкий жест рукой, сметая со стола зеркало.
В мертвой тишине спящего дома звон разлетающегося вдребезги стекла прозвучал канонадным залпом и музыкой для ушей взгромоздившегося на стол наглеца. По лицу Рельмо растеклась довольная улыбка.
- Ах, какой я не ловкий. Мне так жаль, так жаль…- покачал головой недавний узник, всем своим видом явно противореча словам.- Ну, же, граф, пейте.

[Лорел Этьен]

Себастьян не любил этот дом. Еще в детстве, бывая с родителями в Лондоне, он плохо спал в каменной тишине особняка Лайтонов. Просыпался и долго лежал с закрытыми глазами, мелко дрожа под одеялом. Нет, ему вовсе не казалось, что во тьме кто-то прячется, наоборот. Ему казалось, что сейчас он откроет глаза, встанет, пойдет по холодному - всегда холодному - полу в комнату родителей, а их там нет. И в комнате девочек никого нет. Нет ни Кевина, ни Колина, нет Тома, никого из прислуги - нет никого, он один. И только холодный камень стен под пальцами.
С заходом солнца этот дом погружался в тишину. Ни звука человеческого присутствия, лишь тонко звенели зеркала, переговариваясь между собой или, быть может, зовя к себе?.. Сейчас Себастьян не боялся открывать глаза и ходить по дому ночью. Наверное потому, что перспектива остаться в одиночестве сейчас была уже не актуальна, а зеркала… Куда бы они не хотели позвать - они уже дозвались.
«Я не пьян» - хотел сказать граф, но промолчал. Действительно, какой смысл разубеждать Рельмо? Не был пьян - значит будет. В конце концов именно для этого он сюда и пришел. А что у новоиспеченного мистера Диса предубеждение насчет пьянки с мертвецами - так это его проблема. Кто же его спрашивать станет?
Отчаянно и гневно взвизгнуло стекло. Настольное зеркальце в изящной, но строгой раме - подарок мамы на день рождения отца - небрежным, но явно специально рассчитанным движением оказалось сметено вниз и яростно брызнуло осколками, силясь достать если не обидчика, то хоть кого-нибудь. Разбуженный Епископ вскочил на стол, пытаясь найти источник раздражающего брюзжания, отголосок которого еще долго висел в воздухе, ничего интересного не нашел и вернулся на колени к графу. Тот задумчиво глянул сначала на осколки, потом на сидящего на столе Максимилиана. Вскинул бровь.
- Семь лет неудач, - без особого выражения протянул он, принимая из рук Рельмо бутылку и недовольно отмечая, что она стала отвратительно легкой. Сделал глоток. Как выяснилась - последний. - Не многовато для новорожденного?
Бренди и правда не осталось. Себастьян для верности потряс бутылку, но это ничего не дало. Вот черт.
- Мистер Рельмо, может быть Вы все же дойдете до стеллажа? - Себастьян опустил на столешницу локоть и меланхолично подпер подбородок ладонью, другой рукой рассеянно поглаживая Епископа. Кот уютно мурчал. - При Вашем уважении к Его Преосвященству, вряд ли Вы хотите вызвать его гнев, согнав его с его трона, не так ли? - оставив Епископа, он задумчиво побарабанил пальцами по горлышку пустой бутылки. - И не называйте меня графом. Сейчас… не хочу.

[Лорел Этьен]

Не то что бы Макс получал какое-то особое удовольствие от сопровождающих его везде и всегда разрушений, но он так свыкся с ними, что начал считать не неизбежным злом, а своеобразным бонусом, лекарством от скуки. Нет, скучно государственному преступнику сейчас не было. Наоборот, было интересно. А фокус с зеркалом носил кроме всего прочего, еще и научно-исследовательский характер. Маленький эксперимент, для изучения особенностей поведения графов Лестерширов в естественной среде обитания. И, разумеется месть раздражающим стекляшкам. Неужели они так нравятся Лайтону? Извращенец.
Но… отрицательный результат, конечно, тоже результат, но человек ли вообще Себастьян? И, вовсе не в том смысле, который вкладывают в это выражение простые обыватели, Максимилиан не подозревал пытавшегося напиться графа в принадлежности к нелюдям, да и ему, по правде, плевать на это, по сути вампиры и оборотни ни чем не отличаются от обычных людей кроме способов питания. Например, они вздрагивают от неожиданных резких звуков в тишине и злятся, когда кто-то мало того, что по хамски нарушает их уединение, так еще и портит явно дорогие сердцу вещи. А Лестершир не только не пугался и не злился. Он вообще почти не реагировал. Бездушная кукла. Впрочем, зачем бесчувственной игрушке напиваться среди ночи?
- Великолепно! – рассмеялся Макс. – Значит ближайшие семь лет меня точно не повесят. Кажется, я только что разгадал секрет бессмертия. –Если реакция Себастьяна, точнее ее отсутствие его и удивила, то внешне это никак не выразилось. – Ничего-то вы не понимаете в новорожденных, - отмахнулся он от недовольного вопроса Лайтона. Вот, это уже по-нашему, выпивка интересует его явно больше зеркал. – их положено кормить из бутылочки. Если, конечно, поблизости нет подходящей груди. - продолжал веселиться Рельмо.
Епископ был не только постоянным спутником графа, но и чем-то вроде дублера. Кот воспроизводил все те эмоции, которых избегал Себастьян: он недовольно зыркал на вошедшего, прыгал на стол вспугнутый резким ударом… Хотя, прыгающий на стол мистер Лайтон…. А почему бы и нет? Вот Макс частенько запыгивал на стол в своем кабинете, правда не от страха, а фехтуя с воображаемым соперником ( тоскливо, знаете ли просто так работать целый день, а так главный смотритель всегда готов к бою) от того и люстр целых у него в кабинете от родясь не бывало. Рельмо чуть улыбнулся своим мыслям.
- Скажите, Себастьян, а что будет когда вы наконец напьетесь?- неожиданно спросил он. Очень уж хотелось увидеть господина Лайтона без того вороха масок, который он обычно таскал за собой.
Макс потянулся было к отставленной хозяином дома бутылке, но просьба графа констатировала всю безнадежность этого порыва. Максимилиан вздохнул:
- Вы эксплуататор. Не стыдно использовать труд новорожденных? – тирада пышущая столь же праведным, сколь и насмешливым гневом произносилась уже по пути к стеллажам. – Его Преосвященство не простит вам того, что вы порочите его доброе имя. – секундная пауза.- Ага, нашел. А у вас отменный вкус, мистер Лайтон. – констатировал Рельмо, изучая обнаруженную бутылку виски.
Передавая находку графу Лестерширу, Рельмо обратил наконец-то внимание на небольшое фото в строгой рамке. Он задержал на миг взгляд на семейном портрете Лайтонов, но комментировать это не стал.
- С вас тост, Себастьян. – Макс снова занял облюбованное место на столе.

[Лорел Этьен]

- Какой оптимизм, - в ответ на смех Рельмо, губы Себастьяна тронула улыбка - пока слабая и едва заметная, но уже живая, не такая как еще пять минут назад. Он медленно выныривал из зыбкой пучины полуяви, из игры светотени, где сидящий на столе человек казался то единственно-настоящим в этом хороводе ирреальности, то наоборот, призраком из призраков, неожиданно явившийся, чтоб присоединится к плеяде духов, кружащих над старым особняком. - Пожалуй, мы действительно, обойдемся бутылочкой, потому что моя грудь на звание подходящей точно не претендует.
Бом. Бом. Бом. Часы на стене напротив - громоздкое и неприятное сооружение в виде темного старого замка, ощетинившегося зубцами и бойницами - пробили три часа ночи. Себастьян едва заметно поморщился, он не любил ни сами часы, ни звук, который они издавали - чем то похожий на звук похоронного колокола. «Не спрашивай никогда по кому звонит колокол…» - вспомнилось некстати. Эти часы подарил отцу кто-то из министров и тот очень гордился дорогим подарком. «Выброшу» - внезапно понял Себастьян. - «Что бы они не значили - все равно выброшу. Завтра же. То есть - сегодня же.»
- А что Вы делаете, когда напьетесь? - голос графа звучал несколько нетерпеливо. Он раздраженно щелкал пальцами у уха, словно пытаясь перебить этим ритмом размеренный ритм часов. Если бы Максимилиану вздумалось «случайно» поступить с часами как с зеркалом, Себастьян ничего не имел бы против, но увы, до них было слишком далеко. - Полагаю, что бы ни было, в белого кролика я не превращусь. По крайней мере, я очень на это рассчитываю.
Бокалов в его кабинете не водилось, о чем Себастьян впервые пожалел, принимая бутылку из рук Рельмо. Не так уж часто граф Лестершир принимал гостей у себя в кабинете, а если и принимал, то не для того, чтоб распивать с ними виски. Сам он тоже пил редко, а когда это происходило ситуация была примерно… как сейчас. Тут уж, что есть бокал, что нет его…
Себастьян с некоторым сомнением взглянул в темную глубину бутылки, где плескался крепчайший шотландский виски, который к тому же нечем разбавить. Нет, не то чтобы графу это было в новинку, но такой напиток моментально вышибал все трезвые мысли даже из голов бывалых выпивох и… стоит ли? При Рельмо? Нет, действительно.
Граф упрямо смахнул с лица мешающуюся прядь волос и приподнял бутылку.
- Первый тост - за новорожденного, - усмехнулся он, делая глоток. Горло обожгло и горячая волна покатилась вниз. Себастьян медленно выдохнул и протянул бутылку Максимилиану и усмехнулся. - Извините, молока нет.

[Лорел Этьен]

Истосковавшийся по спиртному организм воспринимал алкоголь с небывалым энтузиазмом. Полгода трезвого образа жизни давали о себе знать, по телу разливалось мягкое тепло, а голова потихоньку мутнела. И это после каких-то жалких полбутылки бренди. Вот, что Тауэр с людьми делает! Впрочем, от опьянения состояние Рельмо было еще далеко. Примерно на расстоянии одной бутылки виски. А там, как получится, может быть «новорожденный» и вовсе раздумает пьянеть. Можно же в конце концов покапризничать в свой день рождения? Хотя, нет, часы незамедлили напомнить, что Леонард Дис родился уже ровно три часа, как вчера.
Он посмотрел на подавший голос предмет обстановки. Странно, как Максимилиан не заметил такую громаду раньше. Экс-смотритель запрокинул голову и задумчиво улыбнулся :
- Когда я был маленьким, у нас дома была похожая нелепица. – улыбка стала чуть более озорной. - Только с часов свисали еще цепи с гирями. Длинные такие, тяжелые… Наш дворецкий очень гордился тем, что именно ему выпала честь каждый день заводить из перетягивая цепи. Это был целый ритуал. – Рельмо зачем-то перегнулся через стол, потрепав Епископа по загривку. Но по взгляд кота явственно предупреждал, что следующее подобное поползновение будет караться откусыванием руки. – Не знаю, что он нашел в часах, но цепи были замечательные. Но кроме меня их прямого назначения никто, увы, не понимал. Взрослые – удивительно ограниченный народ. – Макс хмыкнул. – Жаль, что часы выдержали всего одно катание на них. Но за то какое! Дворецкий потом уверял всех вокруг, что я одержим демонами. – мужчина негромко рассмеялся. Зачем он вспомнил все это и уж тем более рассказал Себастьяну? Да, ни за чем. Разве, на все нужна причина? И обращался он не к графу, а… ну, скажем к потолку. Тот был, вполне благодарным слушателем. По крайней мере не перебивал.
Макс проследил за путешествием бутылки к Лайтону. Тот, кажется, слегка оживился. Интересно, от чего: животворительная сила бренди, возвращающая из мира мертвых ( как все просто, а алхимики столетия тратили на глупости и поиски философского камня) или из государственных преступников получаются неплохие алкоголики-собеседники? Впрочем, не важно.
Вопрос графа был из разряда тех ответы на которые лучше не знать. Меньше знаешь лучше спишь. Максимилиан рассеянно пожал плечами:
- То же, что и все уважающие себя люди навеселе. Начинаю кутить и буянить.- вторженец повертел в пальцах горлышко пустой бутылки. – А вы так не пробовали? – он удивленно посмотрел на Себастьяна. – Я знаю немало людей превращающихся после ударной дозы выпивки в свиней. Но вот о белых кроликах слышу впервые. – хриплый смешок. – Хотел бы я на это взглянуть. Может все-таки порадуете. Вам пойдет.
Виски сделало свой первый круг по рукам.
- И за повитуху. – Рельмо поднял бутылку отсалютовав Себастьяну. – Молоко можете оставить для Его Преосвященства. На до же благородному животному чем-то причащаться.
Маленькая серая тень скользнувшая в неплотно прикрытую дверь кабинета осталась незамеченной для всех. Пожалуй, только самые любопытные из зеркал видели, как мышь мечется по дому в поисках чего-то… или кого-то. Миссис Марпл, определенно, была самой преданной из женщин. А Макс Рельмо далеко не самым внимательным мужчиной. Свою серую приятельницу он заметил только когда та пересекла уже половину комнаты.
- Это еще что… - изумился он. – Приличным женщинам не место, в мужской компании. – строго заявил он и быстро вскочил с места. Намереваясь опередить Епископа.

[Лорел Этьен]

Торшер на столе был очень маленький, очень круглый и очень домашний. Настолько домашняя вещь чуждо смотрелась здесь, в насквозь официальном, буквального дышащем высокородным достоинством кабинете графа Лестершира. Столь же чуждо здесь смотрись и Себастьян, ненормально маленький в глубоком кресле, закутанный в длинные шелковые тени своего халата, и Епископ, ленивый, пушистый и бархатно-серый, с горящими оранжевым глазами. И, конечно, чуждо здесь смотрелся Максимилиан Рельмо. Начисто лишенный чисто английской выдержанности, которой был пропитан кабинет, он словно взрезал реальность собственной энергией, которая не желала помещаться ни в какие рамки. Себастьян уже начал забывать, что такие люди бывают.
Виски пился легко. После нескольких первых глотков, обжегших гортань, напиток казался не крепче яблочного сидра - такой же легкий, почти детский, разве что без забавных пузырьков. Человек, сидящий на столе, чью голову торшер-колобок упрямо желал оставить в тени, преобразуя его аналог всадника без головы, был отличным собутыльником - про существование таких Себастьян тоже уже начал забывать - и поддерживал разговор именно так, как положено хорошему собутыльнику - достаточно серьезно, чтоб не обидеться, но не обращая особого внимания на тему, которую любой трезвый человек счел бы бредовой.
- Пробовал. Только я после этого совсем, совсем ничего не помню, - граф улыбнулся чуть смущеннее, чем рассчитывал и рассеянно откинул волосы со лба. - Так что это бесперспективное занятие. А белого кролика обещать не могу, но раз Вы настаиваете, мистер Рельмо, я попробую.
То ли от виски, то ли от присутствия Максимилиана, то ли от накопившейся за последние дни (недели? месяцы?) усталости, Себастьян расслабился сильнее, чем рассчитывал. Нет, он по прежнему не чувствовал себя пьяным, но…
- Вы когда-нибудь боялись крови? - вряд ли можно назвать трезвым человека, который уже не может уследить, что срывается с его языка. Граф вновь передал изрядно полегчавшую бутылку Рельмо и опустил подбородок на согнутый локоть. Епископ, секундой ранее, спрыгнувший с колен человека на стол, устроился похожим образом, положив круглую голову на лапы. И взгляды кота и человека, устремленные, казалось, во что то невидимое прочим, были до одурения похожи. Даже странно было, что зрачки Себастьяну, занявшие собой почти всю радужку, не стали вертикальными. - Когда я был маленьким, то очень боялся, - продолжил Себастьян, не вслушиваясь особенно, что именно говорит. - Один из моих братьев, Кевин, обожающий препарировать лягушек и крыс, прекрасно об этом знал и заставлял меня ему… он называл это «ассистировать». Страху я натерпелся! - граф негромко рассмеялся. - Кевину никто не умел толком возражать. Характер примерзкий, словами он мог нашинковать, потом полить ядом, а затем осведомиться - не добавить ли перца? А еще врачом хотел быть… Хотя, Вы же его сами видели…
От того, чтоб продолжать говорить то, о чем он с утра пожалеет, Себастьяна спасла…
- Мышь? - граф выпрямился в кресле и недоуменно хлопнул глазами. - А, миссис Марпл, кажется?..
Епископ, круглый и домашний, позы поменять не соизволил. Глаза его с интересом следили за серой гостьей, за тем, как ее бросается ловить человек, за тем, как она сидит у него на руках и попискивает, за тем, как у нее дергается хвост… Глаза кота азартно блеснули, хвост явно вызвал в нем энтузиазм и позабытый охотничий азарт. Епископ приподнялся на лапах… и тут же был схвачен поперек туловища смеющимся Себастьяном. Тот прижал его к груди, как прижимает ребенок плюшевую игрушку, и откинулся назад, все еще посмеиваясь.
- Епископ, невежливо есть даму вперед кавалера, - сообщил граф коту, насмешливо растягивая слова. - Прояви терпение и подожди немного.

[Лорел Этьен]

Балансирование на тонкой грани между опьянением и приятной расслабленностью требовало особой тренировки, если не таланта. Играть в поддавки с алкоголем вообще дело весьма тонкое, доступное далеко не всем. Макс, к счастью, искусством этим владел в совершенстве. Ему удавалось каким-то чудом оставаться между состоянием « я уже такой, как вы хотите» и почти трезвостью.
Против ожиданий Себастьян оказался не такой уж и бездарностью в плане крепких напитков. По первоначальным расчетам Рельмо эдакой цаце уже давно полагалось сопеть на столе в обнимку с недопитой бутылкой. Впрочем, нет, допитой, не оставлять же бесценную выпивку неумехе?
- Везет вам, Себастьян, мне вот после приличных гуляний, о прошедшей ночи, как правило напоминают счета за разбитые окна и посуду, выбитые двери, зубы, поруганные девичьи чести и оскорбленные мужские достоинства. – экс-смотритель негромко рассмеялся.
И кто только придумал поговорку о том, что генерал Кольт сделал людей ( и нелюдей, будем политкоректными) равными? В действительности, уравнивало всех виски и нынешняя попойка была тому прекрасным подтверждением.
Граф явно делала успехи на нелегкой стезе опьянения. Во всяком случае, его развязавшийся язык и то, что он нес… Хорошо, что Макс был еще дстаточно трезв, что бы не переспрашивать, да и миссис Марпл появилась как раз вовремя. Но случайно оброненную фразу рельмо запомнил куда лучше, чем хотелось бы им обоим. Видимо, это было уже профессиональным.
Интересно, могут ли Миши сожалеть о содеянном? Если да. то миссис Марпл сейчас должна была рвать на себе волосы. Впрочем, ей было не до этого, она очень боялась. Серая сокамерница Максимилиана, судорожно перебирала лапками. Пытаясь вырваться из сжатой ладони, пыталась спрятать нос хоть куда-нибудь и мечтала лишь об одном: о надежном и безопасном кармане, куда можно спрятаться. Но карманов на тонкой шелковой рубашке Рельмо не было.
А Лестершира будто подменили, узнать в нем ту безжизненную тень, что застал бывший арестант в компании бренди. Макс самонадеянно записал эту перемену на свой счет.
- Ваше Котейшество, не собирались ли вы посягнуть на даму? А как же пост, скоромная пища, целибат в конце концов? – возмущался Рельмо зажав в одной руке мышь, в другой бутылку. – Я, как джентльмен, не могу остаться в стороне и требую сатисфакции. Вы, Себастьян, будете нашим секундантом.- распорядился он.

[Лорел Этьен]

Ситуация с самого начала больше напоминала нагромождение абсурдных образов, чем суровую мужскую попойку, когда приличные джентльмены обсуждают две самые важны вещи во вселенной - политику и женщин. Может быть, стоило как то повлиять на разговор, упорно кружащий около реальности, но не касающийся ее даже кончиком крыла, но Себастьяну не хотелось. Не только напиваться среди ночи в темном кабинете в компании уже свежепридушенного мертвеца, но и вести с ним содержательные беседы? Спиритических сеансов в жизни графа было и так больше, чем ему хотелось бы.
Себастьян еще раз рассмеялся, успокаивающее поглаживая Епископа, уже спокойнее рассматривающего полузадушенную Максимилианом мышь. Вероятно, столь истеричные дамы, как гастрономический изыск, его мало интересовали. Оно и правильно, мясо наверняка горькое.
- Вы знаете, мистер Рельмо, на эту тему существует интересная притча, - граф отпустил кошака и тот, не теряя времени даром, запрыгнул на стол и начал прохаживаться по нему из стороны в сторону, иногда бросая нарочито-равнодушные взгляды на зажатую в кулаке бывшего заключенного миссис Марпл. Себастьян поставил локти на стол и опустил подбородок на сцепленные в замок руки. - Когда один молодой монах принял постиг, первым его заданием при монастыре было переписывать церковные уложения и законы. Поработав так какое то время, он заметил, что все переписывают тексты не с оригинала, а с копии. В негодовании он обратился к отцу-настоятелю: «Святой отец, как же так? Если кто-то допустил ошибку в первой копии, то она будет повторятся вечно, а мы так и не узнаем об этом!» Отец-настоятель подумал и согласился проверить. Он спустился в подземелья монастыря, где многие века хранились первоисточники, веками уже не открывавшиеся. И исчез. По прошествии суток, молодой монах забеспокоился и пошел искать отца-настоятеля. Найти его было несложно, он сидел перед огромным древним фолиантом и бился головой об каменный пол. Когда монах испуганно спросил его, что случилось, тот душераздирающе простонал: «Celebrate! Слово было: «celebrate» а не «celibate»!»
Граф взял у Максимилиана из рук бутылку, откинулся на спинку кресла и рассмеялся.
- Так как Вы считаете, мистер Рельмо? Вам все еще есть из-за чего сражаться на дуэли с Его Преосвященством? - глаза Себастьяна блеснули из-под полуприкрытых век. - Боюсь, ему не позволяет сан, а за честь Его Преосвященства стою не я даже, а Господь. Или Вы и с ним намерены стреляться с сорока шагов?
Глаза графа резко распахнулись и он подался вперед, с живейшим интересом разглядывая Рельмо, словно не только ожидая согласия на дуэль с Богом, но и ее немедленного воплощения в жизнь. В том, что бывший смотритель не раз был участником дуэли со смертью, Себастьян не сомневался и это было даже не ново, зато теперешняя идея увлекала куда больше.

[Лорел Этьен]

Несколько недель назад после того как бывшему и.о. Г.С. было угодно немного поразмяться в камере и от него оттаскивали очередного полуживого надсмотрщика, а Максимилиан укоризненно заявил, что давно пора бы сделать тотализатор и начать зарабатывать деньги, приятель пострадавшего в сердцах бросил, что такому ненормальному место в Бедламе, а не Тауэре. Сейчас ему казалось, что тюремщик был не так уж и не прав. Нынешняя пьянка все больше напоминала Рельмо чаепитие у Безумного Шляпника. Даже мышь и та имелась. А дом с самого начала напоминал Максу Зазеркалье. А хуже всего было то, что свежеиспеченного мистера Диса все это забавляло и отнюдь не казалось нелепым фарсом.
Бывший узник с подозрением посмотрел на Его Преосвященство и пересадил притихшую миссис Марпл на плечо, пока та не повторила судьбу Дездемоны в плотно сжатом кулаке.
Хвостик мыши вяло дрогнул и та шмыгнула в сторону высокого ворота, очевидно видя в нем укрытие. Максимилиан тряхнул головой морщась:
- Черт, всю жизнь боялся щекотки. – он повернулся бросив укоризненный взгляд на виновницу. – О, женщины, вам имя вероломство! – продекламировал он. От проспиртованного дыхания в непосредственной близости от себя «дама» и без того пребывавшая в растрепанных чувствах окосела окончательно и растянулась серой тушкой на плече своего кавалера. – Это надо немедленно запить.- мужчина сделал несколько глотков, отмечая попутно, что алкоголь бьет ему в голову гораздо сильней обычного, он и сам не заметил как непозволительно для своего шаткого положения расслабился.
Наверное, граф Лестршир был прекрасным оратором, он умел быть достаточно убедительным даже после ударного количества бренди закушенного виски. Рельмо усмехнулся выслушав притчу:
- Я уж было подумал, что вы трезвы, мистер Лайтон. - захватит бутылку, Максимилиан не без сожаления отметил, что жить ей осталось еще пару кругов от него к Лестрширу. И тут же отставил ее в сторону внимательно глядя на графа:
- Именно так умелые адвокаты и действуют. – смех.- Но, знаете, я бы не отказался поговорить один на один с этим старым маразматиком. Почему бы, нет, в конце концов? – Рельмо потянулся с довольной улыбкой. – У меня к нему приличный счет. И, уверен, не у меня одного. Вот только, стреляться с величайшим трусов всех времен, в этом мало чести. На дуэль он все равно не явится, его методы – подло пакостить из-под тишка.. Он-то единственный, кто ни разу еще не ответил за свои поступки. – Макс провел пальцем по горлышку бутылки. – Бог – всего лишь самый крупный мафиози, создавший прекрасную сеть по всему миру, не больше и не меньше. Но, знаете, я не хочу побеждать его. Становиться новым богом - не по мне. – он протянул виски собеседнику. – Вот если найдется кто-то, готовый избавить меня от этой необходимости, то я за. – снова смех. – Как думаете, справлюсь, мистер Лайтон? Не желаете поучаствовать?

[Лорел Этьен]

В готическом замке отгремело четыре утра. Сейчас навязчивые удары погребального колокола даже не раздражали Себастьяна, как час назад - то ли благотворное влияние виски, то ли Максимилиана, то ли Епископа с миссис Марпл. А может быть всех и сразу, но какая, впрочем, разница? Выискивать причины собственного благодушного настроения граф не имел ни малейшего желания.
После исчезновения дамы из поля зрения, Епископ еще пару секунд возмущенно ел Рельмо глазами - мол, куда ты дел мой завтрак? - но быстро потерял к нему интерес, спрыгнув со стола и начав круг почета по комнате, неизвестно с какой целью.
Себастьян пару минут понаблюдал за этим путешествием, но это занятие быстро наскучило и он вновь обратил внимание на своего гостя. Напиваться среди ночи в компании государственного преступника и слушать откровенно богохулительные речи - о да, отец бы не одобрил…
- А Вы, оказывается, истинно верующий христианин, - намеренно растягивая слова произнес граф, задумчиво склоняя голову набок и картинно подперев щеку кончиками пальцев. Усмешки на губах не было, но она явственно слышалась в голосе и мелькала в глазах. - Никогда бы не заподозрил Вас в этой добродетели, но чего только не бывает на свете, правда?
Епископ подошел к окну и с диким мявом вцепился в отцовские портьеры. Себастьян поднялся с кресла, тут же ощутив, что он не настолько трезв, как ему казалось, и подойдя к коту, внимательно на него посмотрел, словно надеясь прочитать ответ на незаданный вопрос на дымчато-серой кошачьей морде.
- Ты не думаешь, что это некрасиво с твой стороны? - вздохнув, граф все же спросил вслух, потому как по умению держать лицо Епископ мог поспорить с кем угодно. Мимика у него была, прямо скажем, не очень богатая.
Резкое «мяу» очень напоминало по звучанию «нет». Когда коты начинают разговорить человеческим голосов впору заподозрить в себе клиента Бедлама, но мотать головой и открещиваться Себастьян не стал, лишь вопросительно приподняв бровь и раздвигая портьеры.
- Решил прогуляться?
Его Преосвященство ответить не соизволил. Тут же потеряв и к портьерам, и к Себастьяну интерес, он занял любезно освобожденное человеком кресло, свернулся клубочком и задремал.
- Вот зараза, - почти с удовольствием протянул граф, наблюдая за захватом территории. - Зачем я вообще его купил?
Летом в это время уже светало, но сейчас из окна в кабинет, освещенный маленьким торшером, хлынула темнота - другая темнота, перевитая серебристо-белыми нитями звездного и лунного света. Луна была большая, но бледная, полная - или почти полная, кто их разберет, в лунном календаре Себастьян не разбирался. Если не полная - значит скоро будет, вот радость для оборотней всех мастей. Кормилица, очень суеверная женщина, рассказывала, что на луну смотреть не надо, это может накликать беду. А в жаркие летние ночи, когда луна впитывает в себя цвет свежей крови, лучше не выходить из дома, чтоб не призывать страшное. Конечно же, дети выходили. Каждый раз выходили, несмотря на все запреты и сейчас Себастьян думал - призвали? Нет?
Винить Луну в человеческих грехах и ошибках было бесполезно и глупо, поэтому граф просто смотрел. Все-таки красиво, что бы там не говорила кормилица…
- Стать богом - заманчивое предложение. Сила, власть, кровавые жертвы - это так забавно, - Себастьян говорил очень медленно, но четко, рассеянно улыбаясь. Создавалось впечатление, что это действительно кажется ему забавным. - Но и сила, и власть, и, тем более, жертвы - это так… по-человечески, Вы не находите, мистер Рельмо? Это все я могу взять и сам, без божественного перста. В таком случае - зачем мне становится богом? Конечно, божественность может вернуть мертвых к жизни… - Себастьян помолчал. Бросив короткий взгляд в сторону разбившегося зеркала, потом на стоящую на столе фотографию. И снова отвернулся к окну. Выражение его лица - отрешенно-насмешливое - ни на йоту не изменилось. - Нет таких мертвых, которых я хотел бы вернуть.
Граф подошел к столу и взял бутылку. Виски в ней осталось буквально на глоток, который он и сделал, поставив точку в этой ночной попойке.
- Я думаю, и Вам, и мне пора спать, как Вам кажется, мистер Рельмо? - голос Себастьяна звучал ласково, а губы улыбались. - Завтра нас ждут, несомненно, великие дела, а они не любят, когда к ним на встречу являются полусонными.
Граф покрутил пустую бутылку в руках, пожал плечами и опустил ее в корзину для бумаг. Затем еще раз кивнул Максимилиану и направился к выходу. Может и не стоило оставлять постороженного в собственном кабинете, но Себастьян полагал, что есть посторонний сможет там найти что-то интересное, то и ему, Себастьяну, об это будет любопытно узнать. Сам он здесь решительно ничего любопытного не находил ни разу.
В дверях граф остановился. Повернув к своему гостю голову.
- Чуть не забыл о вежливости. Спокойной ночи, мистер Дис. Вы только не берите пример с Епископа и не спите здесь, честное словно, здесь неудобно.
Ночь кончилась и мертвые должны вернуться туда, откуда пришли. И Максимилиан Рельмо был тому не исключением. Себастьян был уверен, что тот все правильно понял.

[Лорел Этьен]

Часы утверждали, что наступило утро. Макс им решительно не верил, напиваться с утра – моветон. И, если он, еще мог призреть приличия, то уж граф… Нет, Себастьян Лайтон на такое определенно не пойдет, по этому часы врут. Сейчас, четыре часа ночи. Именно так.
В ответ на утверждение праведности Рельмо и истинности его веры, экс-смотритель лишь хмыкнул. На ум пришел случай полугодичной давности, когда он проверял инквизитора-оборотня, пытавшегося проникнуть в ряды смотрителей. Тогда он заставил клясться монаха на Библии.
- Вы даже не представляете на сколько религия- полезная штука. – косо усмехнулся он. Пользу, действительно, можно извлечь из всего.
Наблюдение за взаимодействием кота и человека оказалось крайне увлекательным. И честное слово, Епископ смотрелся в кресле хозяина кабинета куда уместней Себастьяна. Солидней.
Нет, бога из графа Лестршира, определенно, не получится. Даже с котом справится не может. Кот… С котом… Макс улыбнулся. Из Его Котейшества вышел бы преотличный дьявол.
«Я пьян.» - вынужден был констатировать Рельмо. Такие мысли в хоть сколько-нибудь здравый рассудок не стучатся.
Но пьяным позволено нести чушь. И это хорошо. Государственный преступник внимательно смотрел на мистера Лайтона. Пожалуй, даже слишком внимательно. За гранью приличия.
- Сила, власть, жертвы…- с нескрываемым удовольствием протянул он.- Жестоким богам не возносят добрых молитв, мистер Лайтон. – Макс замолчал. Что ж, у Себастьяна Лайтона действительно нет причин занимать вакантное место божества.
Пожалуй, эту попойку стоило затевать хотя бы ряди того, что бы граф Лестршир признал произнесенную им только что правду. Воскрешение мертвых вообще дело не благодарное. От этого не становится легче ни мертвым, ни тем кто их воскресил. Ведь, мертвые все равно не перестанут быть таковыми, даже ожив.
Виски закончился, ночь тоже подходила к концу, а значит все что связано с ними обоими должно остаться в прошлом, там же где выпивка и ночь. Так, тому и быть.
- Боюсь последовать примеру Его Преосвященства у меня не выйдет при всем желании. – Рельмо, или уже Дис, чуть улыбнулся, - Врядли Епископ добровольно уступит мне свое место.- Макс кивнул на прощание проводив взглядом сперва бутылку, а потом и Себастьяна.
Все-таки странный человек граф Лестршир, разумеется соблюдение законов вежливости и гостеприимства – долг каждого джентльмена, но… Это уже переходило все границы. Рельмо повернулся к окну, сквозь не плотно задернутые, благодаря проказам или отвлекающему маневру кота, портьеры, проступала тьма. Мгла еще и не думала сменяться предрассветной серостью, оставаясь непроглядной и звеняще холодной даже на вид. Максимилиан широко улыбнулся.
Чистые листы бумаги лежали здесь же на столе. Рядом ручки в строгой подставке из пятнистого зеленого мрамора.
Спокойной ночи? Так, ведь ночь закончилась. Вот только что, с уходом мистера Лайтона. А дела, особенно великие, ждать не любят. Да и кондиция у Максимилиана была как раз "нужная". По этому заняться ими следует немедленно.

Дорогой мистер Лайтон,

После нашей с Вами ночной беседы мне решительно необходимо освежиться на воздухе.
К сожалению еще одной бутылки виски я в Вашем кабинете не обнаружил, по этому скрасить мое одиночество во время прогулки будет некому.

С искренними пожеланиями безболезненного пробуждения

Дис